ещё дымились, слова мира тонули в речах тех, кто жаждал новой войны. Аслан Масхадов, президент ЧРИ, терял контроль. Ваххабитские проповедники, подкреплённые деньгами из-за рубежа, сеяли раздор, призывая к джихаду, который уже не был борьбой за Чечню, а войной против всего, что Ахмат-Хаджи считал священным.
К 1997 году раскол стал неизбежным. Ахмат-Хаджи, чья вера в традиционный ислам была непоколебима, открыто выступил против ваххабитов. Его проповеди в мечетях Гудермеса и Курчалоя звенели, как горный ручей, смывая ложь. Он говорил о Кунта-Хаджи, о мире, о Чечне, где дети будут расти без страха. Но слова вызывали гнев. Ваххабитские командиры, чьи глаза горели фанатизмом, видели в нём угрозу. Даже Масхадов, некогда союзник, начал отдаляться, не в силах примирить враждующие стороны.
В 1999 году Ахмат-Хаджи сделал шаг, который изменил всё. Вместе с братьями Ямадаевыми, верными сынами Чечни, он объявил Гудермес и Курчалой «зонами, свободными от ваххабизма». Это был вызов, брошенный в лицо радикалам. Его сердце болело за народ, но он знал: если не остановить этот яд, Чечня утонет в крови. Его решение вызвало ярость. В октябре 1999 года Масхадов снял его с поста муфтия, обвинив в предательстве. Бывшие братья по оружию отвернулись, называя его изменником. Но Ахмат-Хаджи не дрогнул.
Когда осенью 1999 года Вторая чеченская война обрушилась на республику, он смотрел на пылающие сёла с тяжёлой решимостью. Российские войска наступали, боевики отступали, а народ, зажатый между молотом и наковальней, терял надежду. Ахмат-Хаджи отказался брать в руки оружие. Его джихад теперь был другим – за спасение Чечни от хаоса. Он начал переговоры с федеральными властями, понимая, что только через сотрудничество с Россией можно остановить бойню. Это был выбор, полный риска. Его дом в Центарое окружали тени врагов, а слухи о предательстве жалили, как осы. Но он знал: чтобы спасти народ, придётся заплатить цену, которую не измерить ни пулями, ни словами.
Лето 2000 года в Чечне пахло пеплом и надеждой. Вторая война всё ещё гремела, но её эхо становилось тише. Ахмат-Хаджи Кадыров, чьё имя уже вызывало споры от Грозного до Москвы, стоял на пороге новой битвы – не с оружием, а с верой в мир. В июле 2000 года указом президента России Владимира Путина он был назначен главой временной администрации Чеченской Республики. Это был не трон, а крест, тяжёлый, как чеченские горы, и опасный, как тропа над пропастью.
Чечня лежала в руинах. Грозный, некогда гордый город, напоминал скелет, обглоданный войной. Школы молчали, больницы зияли пустыми окнами, а люди, чьи глаза потухли от горя, боялись верить в завтра. Ахмат-Хаджи, с его широкими плечами и взглядом, в котором тлела решимость, знал: его народ устал от крови. Но путь к миру был усеян шипами. Боевики, укрывшиеся в горах, продолжали набеги. Часть чеченцев видела в нём предателя, продавшего мечты о независимости. Даже те, кто хотел мира, сомневались: можно ли собрать осколки разбитой Чечни?
Он начал с малого. Ходил по сёлам, где женщины в платках прятали слёзы, а старики качали головами.