зато своим обычным голосом. Это радовало.
Ринеманн вновь кивнул.
– Но как я мог не увидеть его? И откуда он мог знать, что я его не вижу?
– А вы заметили на площади хоть одного человека, с которым, как с вами, чуть не случилась истерика? – спросил Ринеманн. – У кого-нибудь глаза лезли на лоб, как у вас? У меня, например?
Пирсон покачал головой. Он не испугался – пребывал в полном замешательстве.
– Я встал между ним и вами и не думаю, что он вас заметил, но чувствую, что успел в последнюю секунду. Выглядели вы как человек, увидевший мышь, которая выползла из его куска мясного рулета. Вы работаете в кредитном отделе, не так ли?
– О да… Брендон Пирсон. Извините.
– А я – в компьютерном обеспечении. И не волнуйтесь. Первая встреча с бэтменом – всегда потрясение.
Дьюк Ринеманн протянул руку, Пирсон ее пожал, но думал он о другом. Первая встреча с бэтменом – всегда потрясение. Пирсон попытался вызвать из памяти образ страшилища и понял, что название во многом ему соответствует. Открыл он для себя и еще одну истину, а может, не открыл, а просто вспомнил вновь: если дать имя, прозвище, название тому, что пугает тебя, сразу становится легче. Конечно же, полностью испуг не прошел, но уже не сводил с ума.
И теперь, возвращаясь к увиденному, он думал: «Бэтмен, то был мой первый бэтмен».
Он выходил из вращающейся двери с одной мыслью, той самой, которая посещала его в десять утра каждый рабочий день: как же это приятно, когда первая порция никотина впрыскивается в мозг. Глоток никотина в десять утра свидетельствовал о его принадлежности к племени, как какой-нибудь амулет или татуировка на щеках.
Выйдя за дверь, Пирсон отметил, что на улице стало темнее, чем в восемь сорок пять, когда он входил в здание Первого торгового банка, и подумал: «Во второй половине дня нам всем придется попыхивать раковыми палочками под проливным дождем». Но дождь, разумеется, не смог бы их остановить. Перекурщиков отличали воля и характер.
Он помнил, как оглядел площадь, автоматически, не задумываясь над тем, что делает. Увидел девушку в красной юбке (как всегда задался вопросом, хороши ли в постели те, кто так эффектно выглядит), молодого длинноволосого уборщика с третьего этажа, который носил бейсболку козырьком назад, когда мыл пол в туалете и баре-закусочной, пожилого мужчину с великолепной седой шевелюрой и лиловыми прожилками на щеках, молодую женщину в очках с толстыми линзами и прямыми черными волосами. Узнал и остальных, благо видел их на площади каждый день по два раза. В том числе, естественно, и симпатичного молодого негра в кремовом костюме.
Если бы Тимми Фландерс вышел на перекур, Пирсон, конечно же, подошел бы к нему, но Фландерса не было, поэтому Пирсон двинулся к центру площади, намереваясь устроиться на одном из мраморных островков (собственно, том самом, на котором он сейчас и сидел). Эта позиция позволяла всесторонне оценить и длину ног, и округлости девушки в красной юбке. Пустячок, конечно, но приятный. Он любил жену, обожал дочь, даже близко не подходил к тому, чтобы завести с кем-нибудь роман, но до сорока оставалось совсем