и фазанов. Давали ему сигареты, обули, одели в полевое солдатское. И теплело у него на сердце от простой заботы людей о нём.
Сержант Костюк «кирзу тёр» не за страх, а за совесть. Отделение у него было лучшим. Воспитанный и начитанный, имеющий среднее образование с отличием, он, как говорил, не терял своё достоинство. Командира
взвода не любил за его пьянство. На построении, проходя шеренги, лейтенант встречался взглядом с сержантом, замечал плохо скрытое презрение к себе. Дёргался опухшим лицом. Взрывался, шумел: «Как надо смотреть на командира?!» Тот вытягивался и отвечал. «Надо есть глазами начальство!» – отчётливо говорил он, делая угодливое выражение лица. Смотрел в глаза своему командиру, а на лице еле заметная усмешка, Лейтенант который раз после смотра бурчал, чтоб служба была. Уходил к себе в домик и, принимая за столом очередную рюмку, говорил другому сержанту:
– Я этому Костюку рога сломаю, ишь, моду взял – презрительно на меня смотреть.
– Не прав он, товарищ лейтенант.
– А ты откуда знаешь, прав он или не прав?! – выпив, оценивал себя трезво.
У пьяного что на уме, то на языке. Был объективен и самокритичен. Бормотал: «Прав он… Какой я, к чёрту, командир? Пьяница, и всё. А он у нас один во всей армии командир».
– Ты чего, чего улыбаешься? Скажи мне, почему у него в отделении стволы блестят, а в других нет?
– Так ведь чистят все.
– Все. Все чистят! – свирепел лейтенант. – И смазывают. И у него чистят и смазывают, а стволы у одного его отделения блестят. Почему? До… чистят. Пусть и в других чистят. Смотри у меня!
– Я и так смотрю, – бубнил сержант. – Можно мне рюмочку?
– Наливай.
Выпив и закусывая крылышком фазана, бормотал:
– Ты только приказ напиши – и разжалуем.
– Я тебе разжалую! Сейчас пьём, едим мирно. А если начнётся заваруха, кто командовать будет? Мы, что ли, с тобой, пьянь голубая? Если тот перевал перекроют, капец нам. Они ломанутся сюда. Тогда кто будет командовать? Тебе, что ли, я доверю? Наливай и узнай обязательно, почему у него стволы блестят.
– Ну блестят и пусть блестят. Наши не блестят, но не ржавеют – и ладно, – выпив, говорил сержант.
Осмелясь, уже тянулся к бутылке.
– Как говоришь с командиром?! Встать! – кричал лейтенант.
Сержант вскакивал, вытягивался.
– Умри, а узнай, почему стволы блестят. Мне надо, чтоб во всём подразделении стволы блестели. Какой год «кирзу трёшь», а не понимаешь… Смотри у меня! – снова повторял он, жмурясь и темнея лицом. – Нагрянут проверяющие, в первую очередь оружие будут проверять. Дисциплину. Ты смотри у меня сержант, а то я могу как командир… Чего стоишь, лопаешь меня глазами?! Наливай себе поменьше, мне побольше. На том свете не поднесут.
Сержант плюхался на стул. «Буль-буль», – лилась из полной бутылки чача. И пьянея, лейтенант думал: «На хрена мне эта война? Авось, сюда не сунутся… Отсижу положенный срок – и в Россию. Дай-то Бог – не сунулись бы».
И пьяный засыпал.
Разложение