Должно быть, я что-то не так понял. Я ошибся.
– Да нет, вы не ошиблись, – я поднялся с песка и отряхнул место, на котором сидел.
– Лёша!!!
Я тоже удивился. Сам удивился, как легко вдруг озвучил абсолютно чужому человеку информацию, которую наша семья предпочитала не афишировать.
Когда мне было три года, моя ненастоящая мама внезапно осознала, что не хочет детей и свалила в закат. Я её не помню. Совсем. Но папа утверждает, что она была. Зато я отлично помню, как в шесть лет у меня появилась настоящая мама. Добрая, ласковая, уютная, невообразимо красивая. Мне она сразу ужасно понравилась. Недостаток у неё был только один: мерзкая девчонка, которая шла с ней в комплекте. Она была вредная, злючая и очень взрослая (на самом деле она была старше меня всего на год, но, когда тебе шесть, такая разница в возрасте кажется непреодолимой пропастью). Ох и дрались же мы! Хотя, кому я вру? «Дрались». Я, маленький субтильный мальчик, постоянно получал от неё лещей. Причём жаловаться родителям было нельзя, потому что тогда я «ябеда-корябеда, солёный огурец, на полу валяешься, никто тебя не ест», а мне, видимо, хотелось, чтобы меня ели.
Родители утверждали, что эта фурия – моя сестра. Поскольку я очень любил маму и папу, приходилось делать вид, что и так называемую сестру я тоже люблю. Но на самом деле я её ненавидел. И отчаянно хотел, чтобы она умерла. Похороны я видел только один раз – хоронили нашего старого соседа. Во дворе стоял гроб, вокруг него столпились молчаливые люди, а я представлял, как вот так же в гробу лежит эта белобрысая ведьма, смиренно сложив ручки на груди, и эти ручки больше никогда не дадут щелбан, не оттаскают за волосы и не скрутят мне ухо. Просто мечта!
Как-то мы ехали на дачу (мне тогда уже было десять) и папа, не справившись с управлением на размытой дождём просёлочной дороге, улетел в кювет. Никто особо не пострадал, только гадкая Леська смачно приложилась лбом к переднему сиденью. И, когда перепуганные родители вытащили нас из машины и я увидел залитое кровью лицо сестры, во мне будто что-то перещёлкнуло. Помню, как сидел на обочине и истошным визгом орал: «Леська, только не умира-ай! Я сделаю всё, только не умира-ай!»
Уж не знаю, какое такое всё я обещал ей сделать, но в тот момент я впервые в жизни наполнился диким ужасом от мысли, что сестра сейчас умрёт и её больше никогда не будет, хотя предыдущие четыре года это казалось мне лучшим решением большинства моих проблем. Олеся небрежно смахнула с лица окровавленную чёлку и презрительно бросила мне:
– Ой, не вопи, истеричка. Я просто ударилась.
Выглядела она шикарно! Как главный герой боевика, которому только что оторвало руку, ногу или полголовы, а он говорит:
– Ерунда! Царапина.
После этой истории старшая сестрица неоднократно подшучивала надо мной, что я – слезливая девчонка и истерикон, но, как ни странно, прониклась ко мне чем-то вроде снисходительной симпатии, почти перестала меня лупить и даже порой заступалась. В те годы мой организм категорически отказывался расти, и в свои десять я был мелким