какое-то движение. Янка дернулась, чтобы обернуться, но вдруг раздался сильный треск электрошокера, и шею пронзила резкая боль. Янка вскрикнула и потеряла сознание.
16. Низвицкий
Ему ужасно не хотелось открывать глаза. Приятная легкость во всем теле и полное отсутствие боли в голове создавали теплое состояние покоя, которое Низвицкий боялся потерять. Койка с тощим больничным матрасом казалась ему сейчас самым надежным убежищем, перед которым отступил ворох проблем, больше похожий на ощетинившегося ежа.
Сегодня Низвицкий долго лежал под капельницей, ему делали кардиограмму и томографию, и уже в конце дня перевели в небольшую двухместную палату, где он просто провалился в глубокий сон. Сосед, сухонький старичок с белой эспаньолкой, пытался разбудить его на ужин, но Низвицкий только отмахнулся и спал дальше.
Но когда за окном день сменился синими сумерками, Низвицкий почувствовал, что спасительный сон отступает. Он пытался цепляться за его обрывки, надеясь еще поспать, но мозг уже включился в реальность, и, тяжело вздохнув, Низвицкий окончательно проснулся и открыл глаза.
Взгляд уперся в белую стену, выкрашенную масляной краской, на которую падал свет из коридора сквозь квадратное окно над дверью. И Низвицкий почему-то подумал, что это хороший символ для всей его ситуации – стена, тупик, дальше идти некуда. Но в то же время, присутствует маленький положительный момент, что эта стена не мрачная кирпичная, возле которой может прозвучать только выстрел в затылок, а, стало быть, есть надежда на избавление.
Низвицкий заворочался на своей койке, тут же сильно заскрипевшей панцирной сеткой. Сосед с любопытством приподнял голову с подушки и вгляделся в его лицо.
– Ну что, бедолага, отлежался?
Низвицкий пошевелил шершавым языком и попросил:
– Водички бы попить…
Старичок, откинув одеяло, бойко вскочил в тапочки на полу и зашаркал к умывальнику в углу палаты. Набрав из-под крана стакан холодной воды, он подал его Низвицкому.
– На, пей… Тебя как зовут?
Низвицкий сделал большой глоток и, благодарно растянув губы в подобие улыбки, ответил:
– Игорь.
Старичок важно представился:
– А я Афанасий Петрович. Хотя все для краткости зовут меня просто Петрович. Ты сам-то москвич?
Низвицкий допил воду и отдал ему стакан:
– Да. С Пресни.
Афанасий Петрович довольно кивнул:
– Вот и славно. А я из Хамовников.
У них завязался самый обычный разговор, когда незнакомые люди с помощью несложных вопросов пытаются встроить собеседника в свою систему координат. Возраст, семейное положение, работа… Но минут через пятнадцать-двадцать Афанасий Петрович слегка выдохся, интерес поугас, паузы стали длиннее, а потом он вообще заявил:
– Все, Игорек, я спать. Завтра будет день, еще наговоримся.
Низвицкий был даже благодарен, что собеседник оставил его в покое – ему хотелось обдумать, как