свидетелем был мой брат, – сказал Рудольф, – но его уже нет в живых.
– В таком случае, по-моему, вашей супруге лучше как можно скорее уехать домой. Могу представить себе, каким испытанием…
«Нет, не можешь, старина, – подумал Рудольф, – даже на минуту не можешь». Он думал скорее о себе, чем о Джин.
– Кроме того, при обвинении в изнасиловании виновность очень трудно доказуема, – заметил адвокат. – Особенно во Франции.
– В Америке тоже, – отозвался Рудольф.
– Это одно из тех преступлений, где закон не всегда оказывается на высоте, – улыбнулся старик. Он уже давно привык к несправедливости.
– Она завтра же улетит отсюда, – сказал Рудольф.
– Теперь… – адвокат любовно погладил сверкающую поверхность стола, в которой его белая рука отражалась бледным пятном; с одной проблемой было тактично покончено, – по поводу вашего племянника. – Он искоса взглянул на Рудольфа; вокруг его бесцветных глаз бугрилась желтоватая сморщенная кожа. – Он не отличается общительностью. По крайней мере со мной. И, по правде говоря, с полицией тоже. На допросе отказался объяснить причину своего нападения на человека в баре. Может, он вам что-нибудь сказал? – Снова тот же хитрый стариковский взгляд искоса.
– Мне – нет, – ответил Рудольф. – Кое-что я знаю, но… – Он пожал плечами. – Но на суде это не будет иметь никакого значения.
– Итак, защиты нет. Смягчающие вину обстоятельства отсутствуют. А нападение с применением силы во французском законодательстве рассматривается как весьма серьезное преступление. – Адвокат тяжело дышал. «Либо астма, – подумал Рудольф, – либо таким манером он выражает свою гордость за цивилизацию во Франции, где удар пивной бутылкой считается чрезвычайно серьезным преступлением, в то время как американцы, по примеру первых поселенцев, до сих пор лупят друг друга чем попало, притом безнаказанно». – К счастью, – продолжал адвокат, отдышавшись, – англичанин вне опасности. Через несколько дней он выйдет из больницы. У него тоже было несколько стычек с местной полицией, потому вряд ли он обратится к правосудию. Кроме того, juge d’instraction[14], приняв во внимание возраст юноши и недавно постигшую его утрату, по соображениям гуманности распорядился в течение восьми дней доставить его либо к ближайшей границе, либо в аэропорт. Извините, так говорится по-французски, это значит в течение недели. – Адвокат снова улыбнулся, не чая души в своем родном языке. – Не спрашивайте меня почему. – Он опять погладил стол, Рудольф услышал легкое сухое шуршание. – Если юноша пожелает вернуться во Францию, чтобы продолжить образование, например… – Он негромко засопел в носовой платок, тем самым вежливо давая понять, что, по его мнению, спрос на образование в Америке не так уж велик. – Через год-другой, я уверен, все это забудется, и я помогу ему получить разрешение на въезд.
– Рад слышать, – отозвался Рудольф. – По словам его отца и мистера Дуайера, ему здешняя школа нравилась, и он очень хорошо