к похоронам. Настоятель, с холодным безразличием наблюдавший за ее страданиями, горячо раскаивался, чувствуя свою вину. В женщину, оклеветавшую ее, вселилась нечистая сила, от которой та смогла избавиться лишь тогда, когда призналась, что оклеветала Марину.
Более романтичная судьба выпала на долю Афанасии Антиохийской и ее мужа Андроника после того, как их двое детей умерли в один день. Потерявшая детей женщина непрестанно их оплакивала, пока ей не было ниспослано видение о том, что ее малыши счастливо играют на небесах. Это оказало на Афанасию сильнейшее воздействие. Они с Андроником долго обсуждали, что бы это могло означать, и решили, что им был дан знак отказаться от земных благ. Они вместе оставили свой дом и направились в Египет служить Даниилу, уже снискавшему известность за совершенные им чудеса, а позже ставшему святым.
В Египте они разлучились, и Афанасия провела в пустыне двенадцать лет под именем отшельника Афанасия. Обстоятельства вновь свели ее с Андроником, но, как и в случаях с другими женщинами, переодетыми в одеяния монахов, аскетизм так сильно изменил ее внешность, что Афанасию не узнал даже собственный муж. Тем не менее его очень влекло к ней духовно, и двое монахов стали неразлучны. Они вместе поселились в монастыре, Афанасий и Андроник преданно служили Господу, вели целомудренный образ жизни; теперь их сближала глубокая духовность, сменившая супружескую любовь, которую они когда-то испытывали друг к другу. Афанасия лишь на смертном одре призналась сначала нескольким монахам, а потом и Андронику в том, что на самом деле была его женой[200]. Скрывая свою истинную личность до самого конца жизни, Афанасия тем самым исключала возможность плотского, супружеского вожделения, грозившего поставить под вопрос совершенную непорочность ее «замужества».
Евфросиния, Пелагия, Марина и Афанасия были самыми известными женщинами, скрывавшими свои личности под одеяниями монахов. Нет сомнений в том, что тысячи других женщин таким же образом проникали в религиозные общины. Многие искали там убежище от оскорблявших их или нелюбимых мужей и женихов, и, как мы видели, такое убежище, обретенное в мужской монашеской общине, было наиболее надежным, особенно если черты сходства скрывавшихся с женщинами объяснялись кастрацией. Другие обманом проникали в монастыри, чтобы освободиться от ограничений, налагавшихся женственностью на относительную свободу, дозволенную в жизни мужчинам. Очевидно, все эти женщины соблюдали целибат, порой доводивший их до одержимости. Они были глубоко религиозными людьми, либо рожденными христианками, либо обращенными в восхитительную и требовательную христианскую веру, и потому монастырь привлекал их как сочетание того, что представляло для них особую ценность: соблюдение целибата и преданность Господу. Иначе говоря, они делали то же самое, что и другие переодетые в мужское платье искательницы приключений, уходившие служить в армию или становившиеся профессионалами, стремясь к достижению большей степени личной