её, что она на самом деле имела в виду, но теперь это неважно.
Тогда я услышал шаги. Сначала они показались мне очень тихими, почти не слышными. Потом они стали громче. И я вдруг понял, что, несмотря на все свои сомнения и обиды, я ждал. Я действительно ждал, что кто-то войдёт в эту дверь. Я мог бы даже почувствовать облегчение от этого. Но вместо этого просто молчал.
Когда я посмотрел в сторону двери, то увидел отца. Он стоял на пороге, стоял и молчал. Его лицо было тяжёлым, как камень, глаза потухшие, но он пытался что-то сказать. Я это видел, но не мог услышать. Он не знал, что сказать. И не знал, как меня поддержать.
Всё, что он мог сделать, – это просто войти в комнату и присесть рядом. Мы оба молчали. В воздухе висело что-то немое, непроизнесённое. Мама ушла, а мы остались – двое мужчин, которые не умеют друг с другом разговаривать.
Тогда мы просто сидели. Каждый из нас понимал чувства другого, но не был в состоянии проронить хоть слово. Мы оба знали, что это боль – такая глубокая, что слова могли бы только её обострить.
Отец сидел на старом диване. Он вглядывался в пол, как будто не знал, с чего начать. Я тоже не знал. Мама бы точно что-то сказала в такой момент. Она всегда умела находить правильные слова. Но сейчас, когда её не было, тишина казалась тяжёлой и непреодолимой.
Часы на стене тикали. Каждое их тиканье звучало как удар молота. Слишком громко. Слишком болезненно. И каждый удар – это как новое напоминание о том, что время не стоит на месте. Оно уходит, и с ним уходят те, кого ты любил.
Мы сидели так долго, что не заметили, как стемнело. Отец встал и выключил свет. Я пошёл за ним на кухню, где мы стояли и молчали ещё пару минут, пока он не достал бутылку водки и две рюмки.
Я никогда не видел его таким. Сломленным. Неуверенным. Обычно отец был твёрд, как скала, стоял на своём до конца. Но в этот момент – я видел, как всё его мужество просто растворялось в воздухе.
Он налил водку. Мне не нужно было ни слов, ни объяснений. Я взял рюмку, выпил залпом, а потом ещё одну. Потом ещё. Отец тоже пил, и мы оба молчали, как будто молчание было единственным способом быть честными.
В какой-то момент я понял, что, несмотря на всю эту тишину, нам нужно было пройти этот путь. Вместе, не проронив ни одного слова. Мы оба потеряли её, но нам ещё нужно было как-то найти общий путь. Пусть молча, пусть по-своему.
Я не знал, сколько мы сидели за этим столом. Время, похоже, больше не имело значения.
Я даже не заметил, как уснул. Не было ни мыслей, ни снов – только тьма. Поглощающее темное пространство, которое накрыло меня, словно одеяло. Все было размытым и бессмысленным. Я не помнил, что снилось мне, если вообще что-то снилось. Может быть, и снился этот кошмар, но я не хотел об этом думать.
Все, что я помню, это облегчение. Облегчение от того, что этот невероятно длинный день закончился. Ощущение, что тянущееся время наконец-то отступило, а ночь принесла хотя бы временный покой.
Я думал, что утром проснусь, и всё, что случилось – это был всего лишь кошмар. Что, как всегда, я открою глаза, и всё вернётся на свои места. Мама