большой,
Каких и не было, пожалуй,
С тех пор как создан весь шар земной,
Такой смешной и обветшалый…
И ты прошепчешь: «Мы не во сне?..»
Тебя со смехом ущипну я
И зарыдаю, молясь весне
И землю русскую целуя!
В горле запершило. Ульяна захлопнула книжку, помотала головой. Кайя пристально посмотрела на неё, но ничего не сказала, только часто-часто заморгала сама. А потом, немного погодя, поведала, что Северянин случайно оказался в эмиграции. Думал переждать здесь, в Эстонии, и революцию, а потом и Гражданскую войну, да назад, в Россию, пути уже не оказалось. Бедствовал, тосковал по Родине, а назад вернуться уже не довелось…
Довелось – не довелось… Об этом Ульяна думала всю дорогу, когда они возвращались назад в Скандинавию. Кайя из каюты не выходила: она плохо себя чувствовала, Ульяна гуляла по палубам одна. Посерёдке Балтики ей вспомнился рассказ Бунина «Господин из Сан-Франциско». Трюм. Цинковый гроб. В России теперь редко говорят «покойный» – «груз двести». Впервые она услышала этот термин тогда… Господи! Сколько же лет прошло!.. Она всхлипнула, зажала рот, опасливо покосилась. Никого возле не было. Люди либо спали, либо веселились в глубине парома – в барах да на дискотеках. До господина из Сан-Франциско как тогда, так и теперь никому не было никакого дела.
Ульяне представилось, что вот в таком цинковом гробу возвращается на Родину, куда в мыслях беспрестанно устремлялся, Пётр Григорьевич. Утешилась бы этим его душа? Наверное. Но и закручинилась бы… Ведь никто, совершенно никто не навещал бы его могилку, даже если схоронили бы в родных местах. Разве что сама душа, да и то до сорокового дня, а если Господь услышал её, Ульяны, стенания, до исхода уходящего лета…
В этот миг сознания коснулась… паутинка. То есть не сознания – виска. Откуда здесь-то? – отозвалось мимолётно. Отозвалось да тут же, кажется, и забылось.
Ульяна подняла взгляд к звёздному небу. Отыскала Полярную. Интересно, узнает ли старик всю глубину небесного цвета?
За лето Ульяна мало-помалу пришла в себя, немного поуспокоилась, поостыла, благо какая-то информация от Лариски, пусть и не регулярно, с паузами, поступала. То эсэмэска, то фото, то видео. Вот эпизоды свадебного путешествия: Лонг-Бич – океанский пляж, бунгало в кемпинге для молодожёнов, аквапарк, аттракцион «русские горки»… – всё это в Калифорнии. А здесь уже посерёдке Америки – в штате Айова. Это семейное ранчо, угодья которого простираются до горизонта, – снято с высоты частного самолёта; это конюшня, у коновязи – породистая кобыла с жеребёнком; это просёлочная дорога, по сторонам которой кукурузные поля… И везде, в каждом сюжете – Лариска, её дочь. Хоть и странным всё это казалось, нереальным, но фотографии подтверждали: Лариска, её непутёвая дочь, – жена вот этого верзилы-ковбоя, который скалит свои лошадиные зубы.
С летней производственной практики, которая проходила в Скандинавских горах, вернулся Серёжа. Как всегда, немногословный, строгий, сосредоточенный. На лбу ранняя поперечная складка. Похож на своего отца, но по характеру жёстче, суровей. Не юноша, тем более подросток, какими нередко