эмир. Король предлагает вам в заложники одного из своих братьев – графа де Пуатье или графа Анжуйского. Одного из братьев он уже потерял в Мансуре, поэтому очень дорожит оставшимися. И не нарушит соглашения ни при каких условиях.
– Брат короля – это хорошо, рыцарь. Имам Али, да будет мир с ним, сказал: «Да не будет брат твой предан тебе больше, нежели ты ему». Но султан, да продлит Аллах дни его, никогда не согласится на это. Он хочет поближе познакомиться с вашим королем, проводить с ним вечера в беседах об Аллахе, о Христе. Султан ждет только вашего короля к себе почетным гостем. Пока король будет рядом с султаном, мы все будем уверены, что вы, рыцари, не солжете, как это у вас принято, и не нарушите договор.
Жоффруа де Сержин резко поднялся.
– Я не позволю, эмир, оскорблять честь короля и всех христиан! На таких условиях не может быть никаких переговоров. Никто в нашем войске, ни барон, ни простой слуга, не допустит, чтобы его жизнь была куплена ценой пленения короля. Мы лучше все умрем, но короля вам, псам поганым, не отдадим!
Усы на морщинистом лице эмира опустились вниз. Зейн эд Дин медленно поднялся на подушках и положил руку на кривой кинжал на поясе.
Костры горели ярко, поглощая все, что было в бросаемом лагере. Тысячи людей стояли в ночь 5 апреля 1250 года у берега Нила, ожидая погрузки на суда. Понимая, что переговоры с сарацинами бесполезны, король принял единственное из оставшихся решений, чтобы спасти армию, – оставить и лагерь на правом берегу, отступить к Дамиетте, а там уже дальше думать, что можно предпринять.
Проблемы с болезнями и голодом на правом берегу никак не решились. Все, что смогли доставить алчные до золота бедуины, было куплено за огромные деньги и сразу съедено подчистую. Армия султана лишь увеличивалась, войско крестоносцев таяло.
Все суда, имевшиеся в распоряжении христиан, стоявшие рядом с лагерем герцога Бургундского или затащенные внутрь его, теперь быстро заполнялись больными. Но этих бедняг было так много, что всех погрузить и увести оказалось невозможно. Некоторые сеньоры, чьи суда принадлежали лично им, хотели плыть на них сами, а не уступать места доходягам. Все крестоносцы знали, что выше по течению Нил стерегут галеры сарацин, не пропускавшие суда с едой, и вряд ли они окажутся столь милосердны, что выпустят флотилию христиан. Но все надеялись на Бога, на то, что если враг нападет, то их-то корабль, в отличие от других, сможет прорваться. Тяжелобольные просто лежали вповалку и ждали своей участи.
Все, кто мог держать оружие, имел коня, собирались выступать по берегу.
Герцог Бургундский, держа лошадь в поводу, подошел к королю:
– Ваше величество, вам пора сесть на корабль. Это, должно быть, последняя галера.
Людовик почувствовал приступ дурноты и сильное урчание в животе, покачнулся, опираясь на Эрара де Валери, и ответил:
– Я остаюсь, герцог. Я привел вас сюда, я и буду уходить последним.
Король стоял в простой одежде, без доспехов, рубаху слуги сильно укоротили, чтобы она не прикрывала низ спины. Уже несколько