про алкоголиков. Носяру во нарисуют!»
По меткому выражению писателя Дмитрия Петрова, «журнал „Крокодил“ во всей его истории – это гибридное издание, это сочетание народности с антинародностью»[25]. Таким образом, на его страницах мы можем видеть и как идеология формировала этнические образы, и как она в этих же карикатурах следовала массовым стереотипам. Знаменитая писательница Людмила Петрушевская, успевшая в молодости поработать в редакции «Крокодила», была еще более категорична в своих воспоминаниях:
«Крокодил» конца пятидесятых представлял собой прокуренную контору, где сидели серьезные пожилые мужички и занимались карательной юмористикой.
…это были трудяги, со скрежетом сочиняющие шутки, прибаутки и фельетоны, которые, будучи опубликованы, плавно переходили в оргвыводы с последующим приговором. Такая прокуратура с присвистом и вприсядку.
Население жаловалось в журнал как бы изнутри картины Брюллова «Последний день Помпеи». Юмористы мчались в командировки. По фельетонам назначались цековские проверки, героев журнала сажали, выгоняли из партии. Они (в основном мелкие начальники) не сдавались, жаловались. Всем вилы в бок! Какой может быть смех в таких жутких обстоятельствах. Крик и вой в лучшем случае. Утро стрелецкой казни[26].
Подобные (иногда очевидно преувеличенные) представления об эффектах крокодильских публикаций были распространены и среди его читателей:
Папа не удержался и написал об этом коротенький юмористический рассказ, который по несчастной случайности опубликовали в журнале «Крокодил». Готов побиться о заклад, что никто на свете, кроме самих Россельсов, не догадался, кто был прототипом этого старого шарлатана, и никому не было дела до этой истории. Но наша дачная компания решила, что это чуть ли не публичный донос и что старика этого, а также всех, кто его пригревал, могут в лучшем случае выслать из Москвы по этапу, а в худшем вообще арестовать[27].
Вместе с тем негативная рецензия в ведущем сатирическом издании действительно могла спровоцировать разговоры даже на уровне ЦК КПСС[28] и повышенную тревожность у ее главных героев. Это вело к тому, что «Крокодил» начинал восприниматься как один из социальных институтов восстановления справедливости:
И помалкивают люди-то. И я молчу. Неужели до меня не нашлось такого принципиального человека, чтобы сообщить в дирекцию авто(парка)вокзала, в газету, в «Крокодил»?[29]
В итоге эффект от крокодильского вмешательства был настолько серьезным, что даже приводил к аферам:
В процветающий совхоз приезжал внезапно корреспондент столичного сатирического журнала «Крокодил». Да не просто приезжал на автобусе, а на «Волге» ближайшего райкома партии, ибо именно оттуда всякий раз начинал, соблюдая субординацию, предъявив мандат-командировку и уже вызнав кое-что там вверху, ибо приехал по сигналу, что не все в районе благополучно. И дня три-четыре исправнейшим образом занимался совхозными делами. Радостно и готовно ему нашептывали доброхоты