ты прав? Тогда частное расследование может оказаться весьма опасным.
– Ну и пусть. Устал бояться.
– Тогда с твоего разрешения я аккуратно поинтересуюсь ходом расследования. И еще: есть люди, которым твои гипотезы не покажутся бредовыми.
Он молча кивнул и потянулся к фужеру.
– Давай помянем мою Ламарочку. Пусть земля ей будет пухом.
Не чокаясь, мы выпили. Причем Баграт залпом осушил свой бокал, а я лишь пригубил, помня о том, что впоследствии придется садиться за руль. После минутной паузы он заговорил:
– Не хотелось впутывать тебя в эту историю. Но с другой стороны, мне было бы глупо отказываться от любой помощи. Только прошу не рисковать ради меня – я этого не заслуживаю.
– Подобный тон мне уже не нравится. Ты же меня пригласил не для того, чтобы просить о помощи, а нестыковки меня самого здорово заинтересовали. Тем более, если учитывать события в Абхазии. Постараюсь по-тихому навести справки, а если подымится встречная волна, то это и станет подтверждением твоей правоты. Ты где остановился в Киеве?
– Меня поселили в гостинице «Русь». Номер 27 на 12-м этаже, – ответил Баграт и посмотрел на часы. – Пора идти в посольство. Потом меня повезут на опознание, а вечером назначена встреча с представителями местной абхазской общины. Они пообещали, что пригласят какого-то влиятельного господина – Иваном Ивановичем зовут. По словам земляков, он легко разрешает любые проблемы. А встречу в землячестве, как ты уже догадался, организовали грузины с подачи Аршба. Все стараются мне как-то помочь. Вот и ты…
Он замолчал и, поднявшись, направился к барной стойке. Там расплатился и подождал меня возле выхода. На улице мы обменялись номерами мобильных телефонов, после чего я вызвался проводить Баграта до посольства.
Должен признаться, что чувствовал себя промозгло и неуютно. И не столько из-за раскисшей погоды, сколько от сопереживания и мрачных мыслей.
– Давай созвонимся завтра утром, – предложил Кравченко, остановившись у порога дипмиссии. – К тому времени я уже буду знать, когда полечу домой. Может, и ты что-нибудь узнаешь.
На прощанье мы обнялись. Но, поднявшись на крыльцо, он вдруг развернулся и сбежал вниз по ступеням.
– Если со мной что-нибудь случится, то знай, что я не вынашиваю намерений распрощаться с жизнью, – заявил, глядя мне в глаза. – И здоровье у меня в полном порядке. Всякие там инфаркты и сердечные приступы исключаются, потому что Бог этого не допустит. И еще: мне очень важно, чтобы ты это знал. До встречи не хотел говорить, но теперь понял, что должен признаться, – он ухватил меня за плечи и выпалил скороговоркой. – В армии я был стукачом у замполита. Можешь меня за это ненавидеть, но я никогда не желал тебе зла. А дружеские отношения разорвал для твоего же блага. Почувствовал, что Аршба что-то замышляет. Только спустя годы я понял, что Рауль Джотович совсем не такой, каким мы его себе представляли. Подумай, ведь он знал обо всем! В том числе и о твоей самоволке в Ткуарчал. И все равно никакого зла тебе