(быр-быр) …Сам Капуста из Владика едет… В бане с тёлками будешь – не с нами же… Это деловая встреча, ты поняла!?
Последнюю фразу он вообще проорал.
– Не кобенься давай, – сказал он уже совсем близко к телефону Илори, – ты знала, на что шла… Кто на трубе? – Андрей уже будто с ним говорил.
– Журналист, – слабым и далёким стал вдруг её голосок, будто телефонная мембрана упала в снег… И тут Андрей услышал в своём ухе рык Шипа:
– В полвторого зайди!
Что удивительно, этот рык был проходным каким-то, спокойным. Так примерно, как львы «тихонько разговаривают». У Андрея сердце ещё сильнее забилось – что с Илори? (так он её стал звать) – как она может рядом с этим туплом бандюганским находиться? Но в трубку ответил ему, изображая готовность:
– Да, конечно!
Как пионер – всем ребятам пример.
Трубку положили. Но Андрея словно заковали, – он не мог двинуться, продолжая вбирать в ухо короткие стержни гудков. Наконец, тоже положил трубку. В ушах звенело. У него уже образ Илори стал рождаться в голове – как мечта. Или как видение Галатеи, некоего идеала, но не статуи, а живой девушки, бегущей по ромашковому полю, тянущей к нему свои руки. И волосы у неё – голубые и золотистые, как небо и солнце. А в глазах – смешливое счастье. Тронутое страхом.
Весь этот телефонный разговор, если и длился минуты полторы, и то хорошо. Но Андрей почему-то воспрял. Он не сомневался, что Шип утвердит материал, а он увидит Илори. Он впервые, за год почти после того, как разошёлся с женой, вдруг заволновался, ожидая встречи с девушкой, пусть даже мимолётной.
Однако это скоро улеглось в нём, он не отнёсся к этому серьёзно – не верил уже давно и прочно в какие-то там сантименты. Глядя на окружающих «девок», и тая в своём сердце печаль по поводу бывшей жены, которую он любил, а она ему «спокойненько» так изменяла почти всю их недолгую семейную жизнь – как оказалось – с очень смазливеньким таким его товарищем. У товарища был туманный взор и чёрные глаза. Жена товарища была конченная проб..дь, которую он же и соблазнил, когда той было четырнадцать, а ему девятнадцать, и через пять лет он ещё и женился на ней и зачем-то они родили аж ребёнка. И потом она трахалась, трахалась и трахалась по студенческим и рабочим общагам. А товарищ ходил к Андрею и к его красивой жене в гости, читал стихи и пел песни. В итоге – как оказалось – он был ещё и бисексуал. Фу! – кароч. «В Содоме, наверное, также было», – думал иногда Андрей. Но жену свою он простил. В том смысле, что был благодарен ей за то счастье, которое – он это ощущал – она ему подарила. Пусть и на короткое время.
Так что место у него теперь в душе только для любопытства. «Никто там тебя не будет трахать. Насильно, – вспомнил он Шипа. С тёлками будешь мыться…». «Ага, – усмехнулся Андрей, – а типа с нами за столом будешь сидеть в простыне у меня на коленях. Да… А я потом расскажу, как тебя поимел, – куря с кем-нибудь в заплёванной курилке». «Не езди с ним никуда, Илори, – сказал он в себе,