собаки? – я цитирую Карлсона, и с треском раздираю коробку.
– Белка, ты хоть хлеба купила? – интересуется моя благодетельница.
Черт, про хлеб я, разумеется, забыла! Конечно, все это можно съесть и без оного, но так хочется макать кусочки в подливку… я сглатываю фонтанирующую из слюнных желез жидкость и смотрю виноватыми глазами.
– Кажись, девки еще не спят… – Танюха прислушивается к звукам, доносящимся от соседей. – Пойду, выклянчу кусочек.
Без каблуков и боевой раскраски она сразу становится небольшого роста и домашнего вида. Когда она уходит, я машинально беру зеркало и с сомнением смотрю на свое лицо. У меня слишком усредненная внешность: ищущему неземной красоты или нестандарта не за что зацепиться. Глаза карие, волосы темные… сама себе я кажусь какой-то однотонной. Не то что Танька: к длинным локонам блондинки у нее прилагаются яркие зеленые глаза, а губы, которые можно было бы оставить как есть, она щедро красит помадой всех цветов радуги. В ее арсенале есть даже черная. У меня же незатейливая короткая стрижка, и ногти тоже короткие. Ненавижу этот писк моды – акриловые когти! Они омерзительно клацают по клавиатуре, и потом, свои собственные имеют неприятную особенность отрастать… и ты получаешься привязанной к этим штукам, и должна ходить в салон наращивать их все дальше и дальше. Ловушка для дурочек, в которую хоть раз, да попадаешь. Честно говоря, у меня еще и деньги кончаются как-то удивительно быстро. И если я не напишу эту проклятую курсовую, и не сдам ее через неделю, у меня будут все шансы завалить сессию… Тогда я не получу стипендии – а это совсем плохо. Разумеется, мне присылают дензнаки из дома – иначе как бы я жила здесь на одну стипуху? Однако каждый раз, получая перевод, я чувствую себя так, как будто обкрадываю собственных родителей. Моя мать – учитель, а отец – инженер на шахте, которую вот-вот прикроют, потому как там слишком уж часто стали случаться аварии. И вот, вместо того, чтобы подкопить на случай, если кому-то из них придется сидеть без работы, или, еще того хуже… нет, не хочу даже думать о таком – тем более отец не часто спускается под землю. Да, конечно, они экономят на всем, чтобы присылать деньги мне. А ведь дома еще и бабка старенькая… в прошлый раз, когда я приезжала на каникулы домой, она отдала мне свои «похоронные». С каждой пенсии бабуленция откладывала сотню-другую, потому что все они – старики – обеспокоены тем, что их не на что будет хоронить. Как будто, когда умираешь, тебе уже не все равно… Но, разумеется, я не стала говорить ей об этом. У нас в городе для студентов, наезжающих на каникулы, никакой работы нет, поэтому я безвылазно сидела в родной тесной хрущевке, отъедалась и отсыпалась недели три, к великой радости бабани. А потом Танька вызвала меня обратно. Она нашла место официантки в летнем кафе на пляже, и в этой забегаловке нужна была еще одна. На прощанье бабуля отдала мне свои сбережения и велела купить на них приличной одежды. Приличной – это значит теплой и длинной. Потому что зимой, когда я приезжала домой, моя тощая задница то и дело вываливалась