Итковиана. Затем потряс головой.
– Нет, – послышался шёпот, – ты не получишь моё – моё! – отчаяние.
Капитан прошипела:
– Это дар! Первый Сын…
– Нет!
Итковиан начал оседать. Кончик меча задрожал и медленно пошёл вниз. Вестовая подставила плечо, поддерживая командира.
– Ты его не получишь! Не получишь!
Когда капитан обернулась к Итковиану, её глаза были широко распахнуты.
– Сударь, я не могу одобрить этого…
Кованый щит встряхнул головой и медленно выпрямился вновь.
– Нет, я понимаю. В Первом Сыне нет ничего, кроме отчаяния. Без него…
Он ничто.
– Я хочу, чтобы их всех убили! – надломленным голосом крикнул Анастер. – Провидомины! Убить их всех!
Сорок провидоминов двинулись вперёд, огибая с обеих сторон стол.
Капитан рявкнула приказ. Первая линия слаженно упала на одно колено. Вторая вскинула арбалеты. Сорок четыре болта просвистели в комнате. Ни один не прошёл мимо цели.
Из боковых гостевых комнат вылетели ещё стрелы.
Первая линия сзади Итковиана поднялась и приготовила оружие.
Стоять осталось только шесть провидоминов. Ещё корчащиеся и уже навечно замершие тела усыпали пол.
Тенескаури бросились из-за стола к дверце за троном.
Первым добрался до неё Анастер, за ним, отставая на шаг, его мать.
Провидомин кинулся на Итковиана.
У меня ещё есть дело.
Сверкнул меч Итковиана. Голова вместе со шлемом полетела с плеч. Обратный взмах разорвал плетение кольчуги, вспоров живот другому провидомину.
Арбалеты запели вновь.
«Серые мечи» так и не вступили в ближний бой.
Кованый щит опустил оружие.
– Капитан, – произнёс он какое-то время спустя, – снимите тело князя. И кожу. Нужно вернуть князя Джеларкана на престол, на его законное место. А мы останемся удерживать этот зал. Ненадолго. В память о князе.
– Первый Сын…
Итковиан обернулся к ней.
– Мы его ещё встретим. Я – его единственное спасение, сударыня, и я не подведу его.
– Вы – Кованый щит, – нараспев ответила капитан.
– Я – Кованый щит.
Я печаль Фэнера. Я печаль мира. И я выдержу. Я выдержу её всю. У нас ещё есть дело.
Глава семнадцатая
Что способна вместить душа, не способна постичь плоть.
Горящая в лихорадке, чешуйчатая кожа двигалась, словно влажный, наполненный камнями мешок. Тело Матроны сочилось едким маслом, пропитавшим изодранную одежду Тока Младшего. Он скользил между складками плоти, пока огромная, раздутая к’чейн че’малле металась по песчаному полу, а её массивные руки стискивали малазанца в яростных объятиях.
В пещере царила тьма. Проблески света, которые Ток видел, были порождены его собственным разумом. Иллюзии, которые могли бы быть воспоминаниями. Изодранные, раздробленные видения – невысокие холмы, покрытые жёлтой