восемь, а она лепит и лепит. Что мне ее было – пинками отгонять? Вот, теперь поглядите что.
– Красиво, – согласился Грошев. – Как тебе, Костя?
– Оригинальный фасон, – сказал Синцов. – Божья коровка из ада.
Грошев посмеялся.
– А это, Чяп, что, дружбан твой? – кивнул Лобанов на Синцова. – Тоже по монетосам?
Интересно, почему Чяп, подумал Синцов? Необычное прозвище, хотя Грошеву почему-то идет. Чяп. Чяп-Чяп.
– Мой брат, – представил Синцова Грошев. – Константин. Да, тоже нумизмат. Разновидчик. Брат-разновидчик.
– Ого, – с уважением кивнул Лобанов. – Разновидчик – это реально. Сионистский рубль, злой Толстой, все дела.
– Ну да, – кивнул Синцов.
Хотя ни про сионистский рубль, ни про злого Толстого Синцов понятия не имел.
– Говорят, скоро Питерский двор закрывают для ходячки. Правда?
– Возможно, – уклончиво ответил Синцов. – Пока еще до конца не ясно, его то и дело закрывают.
– Мне в позапрошлом году на заправке полтинник две тысячи седьмого отсыпали, – сообщил Лобанов одновременно с печалью и раздражением. – Но непростой, а перепут с пятью копейками. Я тогда про разновиды не в курсах был совсем, думал, что просто кривая монета, на сигареты не хватало, так я ее в ларек и сдал. Прикидываешь?
Видимо, сдача этого полтинника в ларек была фатальной ошибкой, поскольку лицо у Лобанова сделалось катастрофическим, а у Грошева сочувственным.
– С каждым могло случиться, – посочувствовал Синцов. – Я поначалу тоже часто косячил, потом привык. Главное – учить матчасть.
Про матчасть Синцову понравилось самому, читал на каком-то форуме, сейчас применил.
– Он вообще матерый разновидчик, – добавил Грошев. – Определяет штемпель с полувзгляда. Большой специалист.
Синцов кивнул.
– Уважуха, – Лобанов протянул руку.
Синцов робко протянул руку в ответ, опасаясь, что Лобанов выдернет его на себя и бросит через бедро.
– Лоб, – гангстер поймал руку Синцова, сжал сильно, как полагалось приветствоваться конкретным людям из Палермо.
Вот и познакомились.
– Вовремя у тебя брат приключился, – улыбнулся Лоб хорошими зубами. – Я тебе как раз тут кое-чего подогнал, как договаривались.
Лоб достал из кармана плотный полиэтиленовый сверток, из свертка темные серебряные монеты, нанизанные на грубый шнурок. Монисто, вспомнил Синцов.
– Как? – самодовольно спросил Лоб.
– Не знаю… – зевнул Грошев. – Смотреть надо. А так… Грамм триста плохого серебра.
– Но монетосы-то реальные, – принялся убеждать Лобанов. – Я посмотрел, есть нечастые…
Грошев брезгливо взял монисто, убрал в карман, спросил:
– Все?
– Нет, конечно, не все.
Лоб открыл багажник «Тойоты».
– Забирайте, пацанчики, – сказал он. – Ваши труды приехали.
– Опять лом? – без энтузиазма поинтересовался Грошев.
– Какой