чтобы достичь такого уровня исполнения? – Она решает сменить тему.
– Да разве это уровень? Вот Колтрейн[25] – это уровень. Погоди секунду!
Я быстренько ставлю «Сентиментальное настроение»[26]. Мирр и фимиам. Минутку слушаем вместе, как Джон Колтрейн играет вместе с Дюком Эллингтоном. Мне нужно ей так много сказать.
Вдруг в трубку врываются короткие гудки.
– Деньги кончились. А, вот еще монетка, – успевает крикнуть она. – Пока!
– Пока!
– Когда прилечу, я…
В трубке только шум.
В обеденное время заходит господин Фудзимото. Взглянув на меня, смеется.
– Добрый день, дорогой Сатору! – радостно возглашает он. – Погодка сегодня – загляденье! Что скажешь об этой красоте?
Положив на прилавок стопку книг, он с гордым видом приподнимает брови и слегка оттягивает свой галстук-бабочку. Совершенно нелепый: ярко-зеленый в горошек.
– Уникальная вещь! – откликаюсь я.
– И я так считаю! – Он расцветает от удовольствия. – Мы устроили на работе конкурс на самый безвкусный галстук. По-моему, я всех сделал!
– Как съездили в Киото?
– Киото есть Киото. Храмы и святилища. Встречи с типографистами. Надутые лавочники воображают, будто только им ведомо, что хорошо, что плохо. Слава богу, я дома. Родился токийцем – умрешь токийцем.
– Господин Фудзимото! – приступаю к заранее заготовленной речи, – Когда я рассказал Маме-сан, что вы любезно предложили мне помочь с устройством на работу, она велела передать вам и вашим коллегам вот это. Пригодится на вечеринке в честь цветения сакуры.
Я водружаю на прилавок огромную бутылку рисовой водки.
– Саке! – восклицает господин Фудзимото, – Вот уважил так уважил! Царский подарок! Мои коллеги его оценят, не сомневайся. Огромное спасибо.
– Нет, это вам спасибо за вашу заботу. Только, пожалуйста, извините и не обижайтесь на меня, я не могу принять ваше великодушное предложение, я слишком невежествен для такой работы.
– Ну что ты, какие там обиды. Я все понимаю, ей-богу. Я просто хотел на всякий случай… – Господин Фудзимото, сильно моргая, поискал подходящее слово, не нашел и рассмеялся. – Я нисколько не обижаюсь. Тебе просто не хочется стать таким, как я, верно?
Это соображение развеселило его, похоже, гораздо больше, чем меня.
– Мне не пристало судить о вас, – говорю я. – Но я был бы рад походить на вас. У вас замечательная работа. Невероятные галстуки. Отличный музыкальный вкус – вы прекрасно разбираетесь в джазе.
Улыбка вдруг сходит с его лица. Он переводит взгляд за окно.
– Вот последний цветок сакуры. На дереве он все время меняется, стремясь к совершенству. А достигнув его, опадает. Когда коснется земли – его неминуемо растопчут. Вот и получается, что абсолютно прекрасен он только то мгновение, пока находится в полете… Мне кажется, только мы, японцы, в состоянии понять это. Как ты думаешь?
По улице, тарахтя, словно захмелевший «бэтмобиль», проплывает фургон, установленные на нем колонки голосят:
– Голосуйте