не бывают.
А потом… Соседушки, дорогие, вы ведь знаете наш дом! Всё чисто, нигде ни соринки, посуда всегда вымыта, вещи выстираны! А уж госпоже, раз велела, послужили на славу. Но она… она нам сказала, что мы нерадивые хозяйки, развели в её доме грязь и вонь, и она велит служанкам всем рассказать об этом… И не заплатила… За что это нам? Разве мы плохо ей служили? Мне-то уже всё равно, а девочке моей как теперь быть? Ни одна сваха теперь не возьмётся ей мужа найти-и-и!..
«И только-то? – подивилась Яна. – И из-за такой мелочи, как слухи, распущенные лживой стервой, они убиваются?.. Хотя да. Тут правда не важна. Важно, что скажут на базаре, а там умами владеют именно склочные стервозины… Но делать всё равно что-то надо».
– Что мы можем сделать для тебя, дорогая? – спросила она, постаравшись, чтобы её голос прозвучал как можно мягче. И намного тише. Нужно сбить накал, Чунпин уже на грани неуправляемой истерики.
– А что мы можем, милая соседушка? – плакала та. – Она богатая и знатная, а мы кто?
– Это она-то знатная? – фыркнула вредная Ван, самая языкастая из кузнечих. – Наш-то сотник восьмой сын обедневшего гуна, ему эту дрянь и сосватали ради её приданого. Это мать у неё из знатных, а отец из купцов. Забогател с чего-то, ему и сосватали десятую дочку одиннадцатого сына какого-то гуна, у которого всего-то имения осталось – один захудалый двор. Это крестьянам надел дробить нельзя, а знатным можно, вот и додробились до нищеты, рады были и зятю-купцу.
– Ты-то откуда знаешь? – удивилась старуха Чжан.
– Да уж знаю! Я про неё ещё не такое знаю! – у Ван яростно заблестели глаза. – Как она на мужа кричит, каждым куском попрекает, и слова ей поперёк не скажи, мигом папаше и мамаше нажалуется. То-то наш сотник такой лихой вояка. Ещё бы – каждый день с эдаким демоном в собственном доме дело иметь, тут любые чжурчжени с киданями щенятами покажутся! А ещё она взятки даёт, чтобы её братика на хорошее место пристроили. А ещё…
– Ты у нас всё про всех знаешь, – едко осадила её третья кузнечиха, Чен. – А что поделать Чунпин, тоже подскажешь? Или только подглядывать-подслушивать за всеми можешь?
– Погодите, – Яна встряла, пока не начался бабий гвалт. – Может, я неверно сужу, но с моей стороны дело видится так: жена сотника, чтобы не платить за работу, оболгала Чунпин и её дочь, и велела служанкам разнести эту ложь по всему Бейши. Так?
– Так, – подтвердила Чжан. – Тебе-то что?
– Как это – что? Или я не одна из вас?
– Хмм… – старая кузнечиха посмотрела на неё так, словно в первый раз увидела. – И то правда. Тогда скажи, как там у вас, на западе, в таких случаях поступают?
– У нас принято отвечать тем же.
– Э-э-э… Прости, не поняла.
– Если бы эта история произошла на западе, оболганная женщина не стала бы так переживать. Она сама распустила бы такие слухи об оскорбительнице, что та пожалела бы о содеянном.
– Так нам и поверят, скажут, что мы со зла.
– И это будет правдой, – рассердилась