Затемнение же.
Когда он со скрежетом переключал передачу, голова моя болталась взад и вперед. Я согнулась и спрятала лицо в ладони.
Эллис похлопал меня по плечу:
– Мы, наверное, уже почти на месте. Как думаешь, от свежего воздуха тебе станет легче?
Я села, уронив голову на спинку дырявого кожаного сиденья. Эллис потянулся и со скрипом опустил стекло. Я подставила лицо холодному воздуху и закрыла глаза.
– Хэнк, ты не мог бы потушить сигарету? Пожалуйста?
Он не ответил, но по тому, как свистнул ледяной воздух, я поняла, что Хэнк выбросил сигарету в окно.
– Спасибо, – слабым голосом произнесла я.
Спустя двадцать минут, когда машина наконец-то остановилась и водитель заглушил мотор, мне так отчаянно хотелось оказаться на твердой земле, что я вывалилась наружу, прежде чем водитель успел открыть свою дверь, не говоря уже о моей, и приземлилась на колени.
– Мэдди! – тревожно воскликнул Эллис.
– Я цела, – отозвалась я.
За быстро бегущими облаками стояла почти полная луна, и в ее свете я впервые увидела место нашего малообещающего назначения.
Кое-как я поднялась на ноги и побрела прочь от машины, опасаясь, что меня сейчас опять стошнит. Ноги сами понесли к дому, срываясь на бег. Я врезалась в стену и сползла по ней, оказавшись на корточках.
Где-то вдали проблеяла овца.
Сказать, что я хотела бы оказаться в другом месте, было бы смехотворным преуменьшением, но даже иллюзия выбора на мою долю выпала только однажды.
– Мы должны это сделать, – сказал Хэнк. – Ради Эллиса.
Отказ был бы равносилен предательству, он стал бы расчетливой жестокостью. И вот, из-за войны моего мужа с его собственным отцом и их безумной одержимости мифическим чудовищем, мы пересекли Атлантику, в то время как настоящий безумец, подлинное чудовище, пытался захватить мир, к чему его толкали эго и гордыня.
Я все бы отдала, чтобы вернуться на две недели, в начало новогодней вечеринки, и переписать случившееся.
Глава 2
Площадь Риттенхаус, Филадельфия, 31 декабря 1944 года.
– Пять! Четыре! Три! Два!
Наши губы уже сложились в слово «один», но прежде чем оно с них слетело, раздался взрыв. Кругом закричали, и я прижалась к Эллису, плеснув на нас обоих шампанским. Он охранительно обнял мою голову – и не пролил ни капли.
Когда крики стихли, я услышала над нами звон, словно билось стекло, и зловещий скрежет. Не отрываясь от груди Эллиса, я взглянула вверх.
– Что за черт? – спросил Хэнк без тени удивления в голосе.
Думаю, он один в комнате не вздрогнул.
Все обратили взгляды наверх. В тридцати футах над нами покачивалась на посеребренной цепи тяжелая люстра, бросавшая мерцающие отсветы на стены и пол. Словно радуга раскололась на миллион кусков, и теперь они танцевали на мраморе, шелках и парче. Мы завороженно наблюдали. Я с тревогой взглянула Эллису в лицо, а потом снова на потолок.
Огромная пробка упала рядом с генералом Пью – хозяином этой,