«ханом», и я приказал отстегать его плетьми. А остальные купцы расспрашивают покупателей о делах, которые вовсе не имеют отношения к торговле. Когда же они остаются одни с кем-либо из народа, они угрожают: «Вы не подозреваете того, что делается за вашей спиной. Скоро произойдут такие события, против которых вы не сможете бороться…»
Встревоженный таким письмом, хорезм-шах Мухаммед приказал задержать в Отраре монгольский караван. Все четыреста пятьдесят купцов и монгольский «караван-баши» Усун исчезли бесследно в подвале крепости, а монгольские товары наместник Отрара отправил в Бухару для продажи. Вырученные деньги взял себе хорезм-шах Мухаммед.
Из всего каравана остался в живых только один погонщик. Ему удалось убежать и добраться до первого монгольского поста. Там его посадили на почтового коня с бубенчиками,[88] и он помчался к Чингисхану со страшной вестью.
Глава десятая
Посла не душат, посредника не убивают
Не успел месяц увеличиться и затем снова изогнуться серпом, как от владыки татарского в Бухару прибыл новый посол Ибн-Кефредж-Богра, отец которого был некогда эмиром на службе у отца хорезм-шаха, Текеша. С ним прибыли два знатных монгола.
Перед тем как принять послов, хорезм-шах Мухаммед долго совещался со своими кипчакскими военачальниками. По их указанию, он решил принять монгольских послов гордо и сурово, но все-таки выслушать их, чтобы узнать намерения Чингисхана.
Старший посол вошел с поднятой головой. Он уже не преклонил колен и говорил стоя, точно готовый к бою, хотя свое оружие, согласно требованию векиля, он оставил при входе.
– Владыка западных стран! – сказал он. – Мы явились напомнить тебе, что нашим купцам, прибывшим в Отрар из царства Чингисхана, ты сам выдал грамоту, подписанную твоей же рукой и скрепленную твоей печатью. В ней ты разрешил нашим купцам свободно торговать и приказывал всем относиться к ним дружественно. Но ты коварно их обманул – они все убиты, их имущество разграблено. Если предательство само по себе является презренным делом, то оно становится еще более отвратительным, когда исходит от главы ислама.
Хорезм-шах закричал:
– Бесстыдник! Как ты смеешь так говорить со мной? Как ты решился обвинять меня в поступках, сделанных моим слугой?
– Великий шах! Ты, значит, утверждаешь, что наместник Отрара поступил вопреки твоему приказу? Отлично! Тогда выдай нам этого преступного слугу Инальчика Каир-хана, и наш великий каган сам сумеет как подобает его наказать. Но если ты мне ответишь «нет», то тогда готовься к войне, в которой самые доблестные сердца падут в битве и твердо направленные татарские копья попадут в цель!
Хорезм-шах задумался, слушая грозные слова. Все замерли, понимая, что сейчас решается вопрос: быть или не быть войне? Но некоторые заносчивые кипчакские ханы закричали:
– Смерть хвастуну! Он смеет угрожать нам? Великий падишах, ведь Инальчик Каир-хан племянник твоей матери! Неужели ты отдашь