голое тело. Его едва прикрывали лохмотья красной ткани и несколько нитей синих бус. Большие черные глаза смотрели мрачно и настороженно.
– Пусти меня, Кара-Кончар, – сказал один из спутников. – Оружейник скорее вскроет замки, чем богатырь Каракумов.
Кузнец отбил молотком замок. Железная дверь подалась. Гюль-Джамал продолжала сидеть, закрываясь руками.
– На мне вся одежда истлела. Я не могу встать перед тобой.
Кара-Кончар отступил и сказал молодому кузнецу:
– Ты не должен смотреть на женщину. Брось ей твой чапан, я тебе подарю другой, шелковый. – Он повернулся и поднялся по узкой полуразрушенной лестнице на крышу башни.
Он увидал кругом клубы дыма; в вихре искр и огня они неслись к облакам. Город пылал. Вокруг городских стен в тучах пыли передвигались отряды всадников. Вдали на башне развевалось белое семихвостое знамя Джучи-хана.
На площадку вышла Гюль-Джамал в синей чалме и мужском чапане, похожая на тонкого стройного мальчика. С изумлением подняв изогнутые брови, она всматривалась в даль.
– Что происходит в Гургандже? Что это за страшные люди скачут перед стенами города?
– Война примчалась и сюда, – ответил Кара-Кончар. – Враги осадили Гургандж… Теперь мы с тобой будем всегда бороться рядом. Огонь войны и слезы на твоих печальных глазах нас соединили.
– В этой страшной башне я все забыла и научилась только ненавидеть. Я пойду с тобой всюду, как яростная тигрица, а не прежняя беззаботная Гюль-Джамал…
Кара-Кончар уже не слушал ее слов. Прикрывая глаза рукой, он всматривался в сторону сквозь проносившиеся клубы дыма и пыли.
– Что наделали эти безумцы! Смотри: великая река Джейхун вышла из берегов и движется на нас… Она смывает дома; они разваливаются, как детские игрушки… Смотри – высокие тополя, точно подрубленные, с треском падают… Эти тупоголовые, беспощадные дикари разрушили древнюю плотину, которая уже тысячу лет сдерживала течение могучей многоводной реки…[126] Теперь река, все сокрушая по пути, зальет и погубит весь многолюдный город… Гюль-Джамал, надо немедленно бежать из этой старой башни: под напором воды она рухнет и нас раздавит…
Уже большая часть города была разрушена беспрерывными штурмами пленных, которых монголы гнали на приступы. Однако жители Гурганджа продолжали защищаться с отчаянной яростью. Монголы брали квартал за кварталом. Привыкшие биться в поле, с коня, монголы с трудом передвигались по узким улицам, заваленным обломками горевших построек, но продолжали упорно наступать и метко поражали защитников длинными стрелами.
Самыми яростными бойцами были ремесленники Гурганджа; они знали, что, в случае плена, их участь предрешена: самых искусных и сильных монголы отошлют на свою далекую родину, а остальных, непригодных, перебьют.
Жены и девушки сражались на стенах и крышах домов рядом со своими отцами, мужьями и братьями. И если кто-либо из них, пораженный стрелой, падал, то женщины бесстрашно складывали перед раненым стенку из кирпичей и земли, чтобы оградить упавших от новых стрел.
Героическая