кивнув, певец отхлебнул мед из дежурного кубка, тронул гибкими пальцами струны и, трагически нахмурившись, затянул:
…Тогда на штурм идут гвентяны,
Чтоб короля освободить.
Но их могучие тараны
Не могут стены проломить.
Три дня столицу штурмовали,
Уладов много положили,
Тараны все переломали,
Монарха не освободили.
И тут дотумкал умный кто-то
Что надо пробивать ворота,
Не стены! Ведь они же крепче!
Сломать ворота будет легче!
Но нечем пробивать ворота —
Тараны все разбиты в щепки.
Сказал же Врун[4] из Багинота:
Не тем умом гвентяне крепки.
Пришлось, набив добычей трюмы,
Поникнув гордой головой,
Во власти смутных дум угрюмых
Вернуться гвентарям домой.
А вслед за ними уж поспешно
Корвет уладьев мчится грешных.
С послом уладским на борту.
Немыт он, пахнет изо рту.
Сей малоценный господин,
Держа свой нос задратым,
Из узких достает штанин
Уладий ультиматум.
«Согласны мы вернуть Конначту,
Мир заключить, а надо только,
Соединить союзом брачным
Эссельте Гвентскую с Морхольтом.
Ну и в торговле послабленья,
Как дружбы знак и уваженья.
А коль не согласитесь вы —
Не снесть Конначте головы».
Таков расклад. Таков Улад.
Таков посол уладский. Гад.
Таков Морхольтишка бесчестный,
Таков уладий нрав злобесный.
Будь трижды проклят ты, Улад,
И трижды тридцать раз проклят…[5]
Масдай утомленно замедлил ход, потом завис над кромкой поля, покрытого зелеными проростками, как небритые щеки земли, и неохотно шевельнул кистями, словно ощупывал налетевший теплый ветерок.
– Дальше куда? – устало прошелестел он, и задремавшие было на солнышке люди встрепенулись и закрутили головами.
– Если мы здесь… и нас не снесло ветром, предположим, сюда… или сюда… или, возможно, сюда… то тогда нам сейчас на запад… потом на север… после этого на юго-восток… – принялся добросовестно водить пальцем по старой желтой карте из Адалетовых запасников специалист по волшебным наукам.
– На запад… потом на север… после этого на юго-восток… – сосредоточенно бормотал Масдай, старательно аккомпанируя себе шершавым речитативом при выполнении агафоновых инструкций. – Хммм… Думаете, он знает лучше?
– Кто?..
– Что?..
– Где?..
– Юго-восток?
– Причем тут?..
– Вот он.
Три головы свесились с края ковра и уставились в четыре испуганные пары глаз.
Одна из них принадлежала толстопузому мужику в помятой войлочной шляпе, пожеванной кацавейке и с кнутом, отчаянно изгоняющему телят с потравленного поля.
– Ох,