этому времени толчки прекратились так же внезапно, как и начались, земля утихомирилась, и можно было с чувством, с толком и с расстановкой сесть, разобрать, где чьи конечности, синяки и шишки, и начать по-настоящему беспокоиться о своих спутниках и о себе.
– Как ты думаешь, они успели спастись? – с замиранием сердца и дрожью в голосе тихо спросила царевну Эссельте.
– Д-должны… – угрюмо выдавила та, хотела сказать еще что-то, но на этом голос сорвался, и она до крови прикусила губу.
«Ваня, Ваня, Ваня, Ваня, Ваня …» – дернулась и запульсировала болью рана, и ледяная пелена, откуда ни возьмись, предательски развернулась из области желудка, липким саваном опутала все внутренности, сковала могильным холодом руки и ноги и хмельным поминальным вином бросилась в голову.
– Ваня, Ваня, Ваня, Ваня, Ваня… – как в бреду, в такт боли – не в прокушенной губе, в душе – зашептала Сенька, давя зарождающиеся в горле спазмы рыданий и стискивая кулаки так, что ногти впивались в покрытые грязью и мраморной пылью ладони. – Ваня…
– Симочка, милая… ты только не расстраивайся… – прикоснулись бережно к ее боку исцарапанные теплые руки принцессы, наощупь нашли плечи, и обняли подругу, прижимая к груди. – Я, конечно, всё понимаю! Если бы там был мой Друстан, я бы уже с ума сошла, наверное!.. Но… ты только не плачь, миленькая… только не плачь! Они обязательно все выбрались!.. Обязательно-преобязательно!.. Я в этом ну на сто процентов вот уверена! У них же был Масдай, ты подумай, Сима! Масдай – это ведь такая лапушка! Такая умничка! Такое чудо! И когда вся эта свистопляска началась, они просто все сели на него, и улетели!.. Ну конечно! Как я раньше не догадалась!.. Погрузили Олафа и Кириана, и р-р-раз!.. – взмыли в чистое небо!.. И пусть там хоть всё перевернется вверх ногами в этом Шатт-аль-Шейхе!..
– Был… да… – подавленно и послушно кивнула царевна, не понимая в действительности и половины из того, что говорила ей подруга. – Они обязательно… все выбрались… да…
– …и теперь наверняка ищут нас… – додумала вслух свою мысль до конца и неожиданно понурилась гвентянка, словно огонек под ветром. – Думают, наверное, что мы… что нас… что это не они, а мы… Представляешь? Мы тут думаем про них, что они… а они – то же самое – про нас. И Айвен твой тоже… вот точно так же… представляешь? Как странно… как обидно… как нелепо… Правда, Сим?
– К-кабуча… – сквозь зубы выругалась Сенька, встрепенулась, подобно боксеру, приходящему в себя после нокдауна, и расправила плечи, снова готовая к труду и обороне, а больше всего, к нападению и снятию скальпов. – Кабуча габата апача дрендец!!!
– О чем это ты? – неуверенно заглянула ей в лицо Эссельте.[13]
– О том уроде, который закрыл нашу дверь снаружи, вот о чем! – гневно прорычала Серафима и яростно зыркнула по сторонам, словно пресловутый урод только и поджидал за углом, чтобы быть застуканным на месте преступления и подвергнутым заслуженному остракизму слева