Но я слышал про оплату услуг, две оплаты. Обе вперед и обе по пять сотен золотом или более, полного счета я не разобрал.
– Давно был разговор, с кем?
– Галера, доставившая вас, до того приходила два месяца назад. Капитан, которого я более не вижу в команде, говорил на пристани с вашим братом. Я стоял над воротами, ветер был в мою сторону… и я слышал, хотя это далеко. Ущербность порой отнимает важное – и пытается вернуть нам по мелочам несущественное, – грустно поник выр. – У меня слабые легкие, но очень тонкий слух. Лучше бы наоборот.
– Уборку замка прекратить, – велел Шрон. – Людей принять и разместить в кольце стен. Галеру убрать от причала. Цепи главного канала опустить, ар-Дохов встретить перед узостями каналов и провести к причалу. Сам управишься? Вот и молодец, вот и правильно. Ты помощник хранителя, помни это. Лапы не гни, ты не раб и не слуга. Скажи: я жду на пристани. Так сразу и скажи. Хранитель Шрон, мол, хотел вас видеть и готовил курьера, но вы сами пришли, за что спасибо. – Старик хитро блеснул глазами. – Не боишься к ним на палубу взойти?
– Личинки моего рода теперь не заложники моих слов и дел, – тихо молвил страж. – Прочее не так уж страшно.
– Приятно сознавать, что глубины еще дороги нам, с их ценностями и честью, – гордо отозвался Шрон. – Иди.
Сам старик еще раз с интересом оглядел чистый коридор и заспешил вниз.
На пристани, само собой, было далеко не так пусто, как приказано. Малёк лежал на животе, запустив руку по самое плечо под панцирь Сорга. Малек ругался тонким ничтожным голоском, требуя от третьего своего дядьки терпения и послушания. Да, больно – но ведь он из славного рода и обязан быть сильным… Едва живой Сорг стонал, дергался и бился, но его прижимал к камням сам Шром, и тот же Шром держал в зажимах лап сильно отогнутый кровоточащий панцирь бока и брюха, позволяя Мальку чистить забитые илом жабры. Ни у кого иного, – сразу догадался Шрон, – в столь малую щель просто не пролезла бы рука. А проливать водой бесполезно. Камни и мелкий сор впились глубоко и слежались, спеклись с кровью и заживляющей пеной… Увы, в данном случае скорее вредной, чем полезной. Стоит повременить еще день – и жабры утратят способность даже к самой простой работе, затянутся пеной навсегда… Сорг не сможет нырять, но это – полбеды. Гниение под панцирем не прекратится, и жизнь брата станет сплошной мукой, растянутой на долгие годы, лишающей сна, отдыха, подвижности, а позже – зрения, слуха, чувствительности лап.
– Еще потерпи, дядька Сорг, – всхлипывал Малек, которому было тягостно причинять боль. – Я стараюсь бережно, ты не кричи так, я очень стараюсь. Еще воды. Дотянуться сложно, вот и получается долго.
– Хоть кто-то покинет пристань? – без особой надежды уточнил Шрон.
– Вряд ли, – отозвался Ларна
Он как раз вытянул очередную бадью и размашисто выплеснул её в щель панциря. Сунулся было снова набрать воды, но передумал. Задумчиво присел и указал