чтобы справиться с захватчиками, но у него зреют планы. Брошенные Зенобией гневные обвинения в том, что он стал одним из римлян, доставили ему удовольствие, – это означает, что его уловка удалась. Римляне доверяют ему.
Подняв руку, Оденат поправил на голове корону Пальмиры, отлитую из золота и выполненную в форме венка из пальмовых ветвей. «Однако очень жарко!» – подумал он, вздохнул и смахнул каплю пота, катившуюся по щеке.
Трубачи затрубили в фанфары, и шумная толпа затихла. Антоний Порций встал и подошел к краю помоста. Торжественно, со свойственной политикам склонностью к актерству, он бросил взгляд, полный драматизма, на притихшую толпу. Наконец заговорил, его гнусавый голос оказался на удивление громким:
– Сегодня слава Рима была запятнана. Это сделали те, кому империя столь снисходительно даровала свое гражданство как награду. Рим не потерпит такого! Рим не позволит, чтобы оскорбляли тех, кого мы поклялись защищать! Рим накажет того, кто нарушил его законы и законы Пальмиры!
Он замолчал, чтобы его слова запечатлелись в памяти слушателей, а потом продолжал:
– Сегодня утром супруга Забаая бен Селима, великого вождя племени бедави, была зверски изнасилована и убита в своем собственном доме! Вторая жена этого верноподданного гражданина также подверглась нападению, и ее бросили умирать!
Вслед за всеобщим вздохом изумления собравшихся граждан Пальмиры послышался низкий зловещий ропот. Антоний Порций поднял руки, чтобы успокоить гнев горожан.
– И это еще не все! – громко крикнул он, и толпа снова умолкла. – Оставшаяся в живых женщина отбросила прочь стыдливость и приехала сюда, чтобы опознать тех, кто напал на нее и на несчастную покойницу.
Едва лишь смолкли его слова, как толпа граждан Пальмиры расступилась, чтобы пропустить верблюдов Забаая бен Селима к помосту. Зрелище было одновременно и пугающим, и впечатляющим.
Вождь племени бедави возглавлял отряд, сидя на спине верблюда, следом за ним – сорок его сыновей, начиная с самого старшего, Акбара бен Забаая, и кончая самым младшим, шестилетним мальчиком, который гордо и без страха восседал на верблюде. Позади вождя бедави и его сыновей следовали мужчины его племени в сопровождении идущих пешком женщин, одетых в траурные одежды и причитающих скорбными голосами.
У подножия помоста верблюды остановились и опустились на колени на теплом песке, чтобы дать возможность своим седокам спешиться. Ко всеобщему изумлению, один из сыновей Забаая бен Селима на самом деле оказался его единственной дочерью, его любимицей Зенобией. В сопровождении отца и Акбара бен Забаая, стоявших по обе стороны от нее, она встала, выпрямившись, с холодным выражением глаз перед римским губернатором и князем Оденатом.
– Мы пришли сюда в поисках справедливости, Антоний Порций! – воскликнул Забаай бен Селим.
Его голос четко прозвучал в послеполуденной тишине.
– Рим слышит твое заявление и ответит тебе по справедливости, Забаай бен Селим! – послышался ответ губернатора. –