из объятий вашего разбойника. Похоже, вы этот шикарный диван именно ему на откуп отдали…
– Ну да. Когда диван еще внизу стоял, Котя успел его и обжить, и обмяукать, и обмурлыкать. Поэтому стоило нам перенести диван наверх, как он сразу туда же переселился и с тех пор чувствует себя его законным хозяином.
Так, отпуская милые шутки в адрес домашнего любимца, я в сопровождении Татьяны обогнул дом-теремок и увидел Федора Богдановича, который, стоя на одном колене, уверенными движениями обтесывал деревянный чурбачок.
– О, а вот и гость дорогой пожаловал, – отложил он при моем появлении топор в сторону. – Что ж, вовремя подоспел…
Помощь моя заключалась в сборке стропил для бани, заказанной Федору Богдановичу важным местным чиновником. («Надо же, и в такой глуши они водятся», – не без огорчения подумал я.) Работа оказалась для меня несложной: требовалось лишь подготовленные к сборке детали сильно стянуть и удерживать в таком положении до тех пор, пока мастер не скрепит их заранее выточенными на станке пробками. Во время совместной деятельности я присмотрелся к хозяину дома внимательнее. Хотя лицо его и было украшено строгой шкиперской бородкой, однако на прозвание «дед» он никоим образом не тянул. «На вокзале Татьяна проговорилась, что живет в этих краях уже почти двадцать пять лет, – начал я мысленно сопоставлять даты. – Ну, ей-то на вид больше и не дашь. Однако в таком случае Федору Богдановичу, коли уж она зовет его дедушкой, никак не может быть менее шестидесяти пяти. Но разве дашь ему даже пятьдесят? Да ни в жизнь! Директору нашего магазина вон сорок семь всего, а куда как старше выглядит. Тут же даже борода до сих пор черная, ни одного седого волоска! Странно как-то…»
Будучи изрядно смущен столь очевидным несоответствием, я в конце концов утешил себя мыслью, что кровного родства между хозяином дома и Татьяной может попросту и не быть. Бог знает, какие случаи сводят людей под одной крышей, тем паче в глухих деревнях! Может, на самом деле Таня – всего лишь приемная дочь Федора Богдановича, а дедушкой она называет его по сложившейся привычке либо чтобы подчеркнуть старшинство. На том и успокоился. К тому же в голове тем временем поселились уже новые, более насущные мысли, касающиеся главной цели моей поездки. Пора было определяться: либо тотчас раскланиваться с гостеприимными хозяевами и любым способом, пусть даже пешком, добираться до Энска, либо договариваться о сегодняшнем ночлеге здесь.
Федор Богданович словно прочитал мои мысли. Отложив в сторону очередную конструкцию, предложил сам:
– А не остаться ли вам, товарищ писатель, сегодня у нас? В городе вы ведь вряд ли теперь быстро найдете пристанище. Там на Ставропольской хотя и есть небольшая гостиница от бывшего коммунхоза, да только в сезон в нее не втиснуться. А ходить с просьбой о ночлеге по домам поздновато уже, боюсь, будет. После лихих девяностых наши люди теперь только до шести вечера незнакомцев на порог пускают, да и то не каждого. Так что оставайтесь, успеете вы в свой Энск. Посидим