её платья.
– Джина!.. – мне показалось, что я теряю дар речи. – Джина, что ты делаешь?
– Я знаю, что я делаю, – твёрдо сказала она, стаскивая узкое платье через голову. – Иди ко мне.
И… пришёл вечер нашей первой любви.
Мы падали в самое нутро обжигающего душу огня и одновременно поднимались с восстающими из глубин моря волнами, превращаясь в лёгкую, податливую пену.
Мы пели низкие тона пришедшей печали и тут же брали самые высокие ноты познания друг друга.
Мы старались, хоть на время, изгнать из души предстоящее тёмное будущее и вкушали реальное блаженство настоящего.
И когда её большие карие глаза распахнулись ещё шире, и в них отразилось изумление, я подумал, что причинил ей боль. Но она, почувствовав, как внезапно застыли все мои мышцы, лишь слабо улыбнулась и прошептала:
– Не останавливайся, Ник. Мне очень хорошо. Прошу тебя, дай мне возможность до конца окунуться в эту короткую сказку.
И мягкая, бархатная тьма поглотила нас обоих…
Когда всё закончилось, я лежал на спине, а Джина прижавшись к моей груди, тихонько водила по ней указательным пальцем.
– Ты – мой первый мужчина, – прошептала она. – И отныне я буду любить только тебя, и принадлежать только тебе.
– Бедная девочка, – я почувствовал, как опять запершило в горле. – Я сломал тебе всю жизнь!
– Нет, – Джина придвинулась ближе и облокотилась мне на грудь. – Не стоит никогда, нигде и ни в чём упрекать себя за то, что произошло. Теперь кроме твоего подарка я унесу в памяти ночь нашей первой любви.
– Я тоже никогда не смогу забыть тебя…
– Не вини и не ругай себя. Я сейчас подумала…
В её бездонных глазах зажегся радостный огонёк.
– Да! – воскликнула она. – Это совсем неплохая мысль! И я уверена, я сделаю это!
– Что ты сделаешь? – не понял я.
– Ни о чём не спрашивай, любимый! Я же тебе говорила, что всегда есть выход! А сейчас у меня появилась слабая надежда! Прошу тебя, не расспрашивай меня об этом, не лишай меня радости хорошенько обдумать её!
– Но хоть намекни… – последние слова застряли у меня в горле.
– Не стоит, – Джина смущённо улыбнулась. – Я просто хочу, чтобы у нас все было по-человечески. Успокойся. Ещё раз повторяю – ты ни в чём не виноват.
Она медленно поднялась и начала надевать платье.
– Пора, – её шёпот пронёсся по комнатам печальным шелестом опавших осенних листьев.
Я тоже встал и накинул халат. У меня было такое ощущение, что меня знобит.
– Не провожай меня, – Джина быстрым движением застегнула молнию и поправила юбку. – Ты же знаешь, мне здесь недалеко.
– Если у твоего отца получится, – с трудом выдавил я, – я имею в виду тот, последний раз… Ты придёшь?
– Я постараюсь, – она повернулась ко мне, поднялась на цыпочки и нежно поцеловала меня в щеку. – Я могу на прощание тебе кое-что сказать?
Видя, что я хочу возразить относительно слов «на прощание»,