Васька, когда люди начали разбредаться из магазина – по домам, узнать, что с родными и близкими, – тут и хавка, и бухло, и крыша над головой целая, а там не пойми чего».
О жене, толстой Зинке, он не беспокоился – если захочет, она его и под землей отыщет. Дрюне тоже не о ком было напрягаться – не о глухой же старухе матери, что со дня на день отправится на кладбище?
И они остались, решив, что «Малиновая гряда» теперь их, и что надо наводить тут свой порядок. Быстро поняли, что годных в дело продуктов осталось не так много – что не испортилось, то сожрали крысы, но зато крепкие напитки уцелели, даже дорогие, о которых простые грузчики раньше не могли и мечтать.
В первый же день они напились, как свиньи, Дрюня залез на крышу магазина и блевал оттуда.
А во второй с самого утра пришлось отгонять первых непрошенных гостей, решивших поживиться чем-нибудь в «Малиновой гряде» – пару тощих дамочек, притащивших с собой детей. Днем – встречать вторую «делегацию», на этот раз из троих мужиков, и пускать в ход кулаки.
К ним прибился Диман со своей травматикой, еще несколько нормальных пацанов, вернулись четыре продавщицы, и они понемногу обустроились, приспособились ловить крыс, жарить их на костре, выставлять стражу, чтобы никто из чужаков не сунулся в их владения.
Что именно произошло с миром, Васька не знал, да его это и мало интересовало.
Он хотел просто быть сытым, каждый день пить и трахаться, и чтобы всякие уроды не мешали жить.
– Отметим, зуб даю, – сказал Диман. – Но чо-то их много набежало.
Сегодняшнее нападение, а сидели они в «Малиновой гряде» семь дней, и вправду оказалось самым опасным – их выманили из магазина на молодую, красивую девку, и попытались завести в засаду. Да только переоценили свои силы, и теперь удирали, оставив парочку трупов – одного зарубил Дрюня мясницким топором, другой получил от Михалыча с его пожарным багром.
– Ну и чо? – спросил Васька.
– А то, что скоро с огнестрелом кто-нибудь явится, – Диман убрал пистолет в кобуру. – Чо тогда?
– Вот явятся, тогда и решим, – пробормотал Васька с неудовольствием.
Думать он не особенно любил, особенно о том, что в данный момент его не трогало.
На пороге их встретила Катька из кондитерского, мрачная и деловитая.
– Что, кобелины? – спросила она, прожигая Ваську взглядом. – За сукой побежали, и едва не попались?
– Да ладно тебе, – сказал он. – Обед готов, что ли?
Пять дней назад он взял Катьку себе, решив, что такая баба как раз по нему – фигуристая, шустрая и языкатая. Но пожалел об этом уже раз десять – продавщица, раньше строившая ему глазки из‑за прилавка с тортами, оказалась склочной и не особенно ловкой в постели.
– А ты его заработал? – спросила она.
– Ой, получишь ты у меня, – предупредил Васька, начиная звереть. – Иди уже! Петька, все спокойно?
Оставленный дозорным