по совместительству.
Мы помолчали. Чувство сытости было приятным и не тяжелым. Но хотелось вернуться к выяснению моего настоящего и будущего.
– Вернемся к нашим баранам, – многозначительно заявила я. – Итак, ты женат?
– Нет, – улыбнулся мужчина.
– Невеста? – Он пожал плечами, показывая, что не понимает значения этого слова. – Девушка? Ты с кем-нибудь встречаешься, живешь?
– Была, но мы сочли наши отношения непродуктивными и расстались. – Рома повернулся лицом ко мне и теперь с интересом рассматривал.
Я снова замолчала. Краси-и-ивый, гад. И одинокий. Вот как так? Может, брачок ниже? Зачесался язык, но я, конечно, в эту область лезть не стала, нетактично это. Может, у него проблемы, а я на больную мозоль. И тут проснулась гениальная моя, та самая, которая мысль. Уж не поэтому ли он меня умыкнул, что со своими не выходит, а для примитивной сойдет?
– Ты опять странно на меня смотришь, – беспокойно сказал Рома, отсаживаясь подальше.
Я выдохнула и прикрыла глаза, собираясь с мыслями. Затем снова выдохнула и решилась:
– Твой поршень рабочий? Ходит без сбоев?
Рома «висел» дольше обычного, осмысливая мой вопрос. Наконец сдался:
– Что ты имеешь в виду? Я не понимаю.
Я закатила глаза и шумно выдохнула.
– Ну, твой агрегат… прибор… Черт, змей одноглазый шевелится? Да чтоб тебя, Рома! – разозлилась я на его непонятливость. – Гулять младшего выводишь часто? Крот норки роет? Ы-ы-ы-ы… Затвор хотя бы передергиваешь? Лысого гоняешь? Ну, Рома-а-а!!!
– Да не понимаю я! – воскликнул он, ударив себя кулаком в грудь. – Скажи нормально!
Я взвыла, не зная, какую еще аллегорию выдать, чтобы не тыкать пальцем и не называть ЭТО своим именем. Судя по выражению лица инопланетянина, он мысленно тоже выл. Не мои проблемы. Нужно нормально переводчик свой настраивать, чтобы порядочным девушкам не приходилось объяснять очевидное!
– Вот это, – я, не глядя, ткнула в его причинное место.
– Что это? – переспросил синеглазый.
– Это, – повторила я, скосила глаза и снова отвернулась.
Рома почесал в затылке, потер подбородок, помычал, отстукивая пальцами по кровати, и вдруг радостно просиял.
– Ах, ты про него! – И каюту огласил дикий ржач. – Змей, а-а-а… Лысый крот… Одноглазый поршень, у-у-у…
Я ждала, пока его истерика пройдет, вопрос меня волновал по-прежнему, и не из праздного интереса. Мое самолюбие, а оно входило в комплектацию Инессы Журавлевой, требовало подтверждения, что меня притащили сюда не потому, что примитивная польстится на всякий нерабочий хлам, чтобы поднять гуманоидную самооценку.
Рома хохотал, утирая слезы, затем сграбастал меня, подтянул поближе и уткнулся в плечо, сотрясаясь от смеха. Я немного подождала, затем вежливо покашляла, постучала синеглазого по спине, реакции – ноль, и я его щипнула. Хорошо так, всю душу вложила в это нехитрое действие. Рома хрюкнул и отстранился. Я скинула с себя его руки и независимо тряхнула головой.
– Ну? –