головку, страстно предаться пылкому поцелую, кончившемуся резким отнятием от немоготы. Он подержал ее еще некоторое время щека к щеке, прижатой к себе, с упоением придаваясь и этому удовольствию.
– Ты никуда не станешь уезжать, ведь так?
– Так. Сегодня приехал Чичисбей и решительно настоял на этом, – ворковала она ему под ухо томным голосом испытываемого наслаждения.
Потом, через некоторое время еще и более эмоционально, закончив негу и взглянув на нее умоляюще, попросил:
– Мальвази, милая, еще четыре раза.
– Хорошо, хорошо, завтра в пять-шесть часов за конюшнями. Иди отдыхать, уже закат, не то завтра опоздаешь.
Мальвази взяла у него пакет и отправила рукой, проводив взглядом.
Затем она раскрыла пакет, доселе прорезанный по верхнему краю, и достала листок с письмом от герцогини. То был несомненно и ее почерк, и ее слог, и Мальвази углубилась в прочтение небольшого письма.
Прочитав на два раза, она заложила листок обратно, стараясь развеяться от печальных мыслей, что пришли в ее голову.
– Климентина, дорогая, тебя никто дома не ждет. Переночуй у меня.
Раннее, туманное утро, когда еще только светло, но восхода как такового еще не видно. Холодная свежесть утра заставила вышедших на балкон девушек зябко поежиться всех троих. Кроме того, несмотря на то, что находились они на балконе задней стороны здания, глядящей на сад и частично на море, где никого не могло и не должно было быть, они все равно стали внимательно осматриваться: не смотрит ли на них кто, словно бы стеснялись того, что они придумали. Марселина принялась надежно завязывать конец шелковой веревочной лестницы, и затем спустила ее вниз.
– Не понимаю, куда в такую рань можно пойти, уж не купаться ли? – вспомнила она неумно, что выглядело почти вызывающе для Мальвази, одетой в костюм для верховой езды и шедшей на конюшни амурничать по обещанию, отчего ее естественное желание находилось за этим предлогом в скрытом и скрываемом положении, и потому ко всему, что хоть отдаленно напоминало намек, отношение было подозрительное. Она, уничтожающе взглянула на распускавшую язык Марселину:
– Нет, не купаться… Кататься!
Мальвази с недовольной живостью перекинула ногу за перила и стала легко и быстро слезать. За ней осторожно стала слезать Климентина в пышном, мешавшем ей платье. После нее Марселина забрала веревочную лестницу к себе на балкон, начав отвязывать, а Климентина с Мальвази пошли сначала по дорожке к морю.
На конюшенном дворе было тихо и пустынно, только шум от приливной волны. Ворота самой большой конюшни, где находился Фарлэп, были наглухо закрыты, и поэтому Мальвази, а за ней все более отстающая Климентина, пошли за угол на заднюю сторону длинного строения. Там сразу можно было заметить открытую дверь, куда и направилась Мальвази, не забыв при этом незаметно, но хорошо осмотреться вокруг, чтобы не получилось ей выйти обратно