ерунду с горячностью задвинула она последнюю голову льва и успокоившись о том, о чем было испугалась.
Амендралехо вышел из апартаментов княгини очень и очень встревоженный, особенно после последних слов в спину. Пришел он в библиотеку в крайне растерянном настроении, отчего Марселина первой испугалась чуть не вскрикнув:
– Рассчитали?
– Я не за деньги служу нашей дорогой княжне. Послушай, Марселиночка, можешь ты мне помочь? Я уйду сейчас надолго расслабиться отдохнуть. Меня могут снова вызвать. Ты тогда открой форточку в окне и перекинь веревочку наружу, чтобы я знал.
Амендралехо пошел занимать давно облюбованное им наблюдательное место на дереве, которое ни за что бы не возможно было использовать как таковое без зрительного прибора.
Сегодня, это был какой-то кошмар со всеми ими! Каждый во что горазд. То от одного отбою нет, то другой прицепился: думай ему именно так, и не иначе!
Мальвази, закрывшись в своей полутемной спальне, устало подходила к широкой свежей постели, на ходу начиная распускать корсаж, и уже стала с себя стягивать через низ все платье, как усталость нарушила естественную последовательность, и она, не выдержав, скорее упала, на приятную шелковую поверхность ватного одеяла, растянув но нему руки… Почувствовала что-то твердое под гладью и даже как-будто шевельнувшееся. Она приподнялась и затем, встав, сдернула одеяло. Змеи! О! Ужас, было увидеть разрубленную кроваво-зеленую оскалившуюся змею, пошевелившуюся хвостом! Она со сдавленным звонким стоном задернула ужасное и обернулась, чтобы покинуть эту жуть, и еще обомлела! Не испугалась, но так обомлела, как ни от какой другой бы змеи… Перед ней во весь рост встал голым телом статуя Голого Мужчины… Апполона, нет… Амендралехо. Глаза ее изумленно расширились, она, казалось, видела его всего и со змеей, с выстрелом, наговорами на него, присутствием здесь, а главное – с мужественным лицом, в темноте показавшимся ей страшным. Но было в нем еще такое, что заменяло испуг обомлением от предстоящего. Она была всем настолько шокирована, что чувствовала: никак не сможет воспротивиться насилию.
Он ее схватил и поцеловал коротко, не так, как в предыдущие разы долго, за последним, пятым поцелуем шло нечто посерьезнее.
Он задрал подол платья, одновременно приспустив плечики.
– Я спас это тело от тлена. Оно теперь мое, – произнес он ей.
Мальвази второй раз как по-новому или по-другому поняла, что с ней сейчас будет, ничего совершенно не могла сделать, кроме того, что лишь внутренне воспротивиться и не пожелать! Вместе с этим и вздохом телесного волнения она была подхвачена за низ и в прижиме свалена головой на подушки. Его же голова, лишь умявшись меж грудей, поднялась вверх. Он стянул с нее подвязку и взял с колен в обе руки ее оголенный округлый низ. У него к ней было столько сил и такие насильные чувства, что ему непременно хотелось держать ее высоко и чтобы