предстояло ее раскидать. А вот насчет того как ее предстояло раскидывать, вконец перейдя на афоризмы можно сказать прямо возле стога сена, у князя де Карини было подготовлено и припасено много мер еще в прежние времена, например: большое количество своих ораторов. Правда обстоятельства оказались совершенно другими и им уже нужно было говорить на темы (их написал отдельно на листочке) о великом лжеце Спорада, о том что ничего подобного из того что говорилось о пришедшем ночью судне с тайными известиями, и ночью же ушедшем не было и в помине, ибо так говорить могут только сплетники, которые не знают мореходного дела, когда можно было только спустить лодку и затем еще более тайно отчалить обратно, уже без тайных вестей…
Ему понравился шуточный тон, которым он насмехался над треволнениями многих людей, выразившись таким образом на своем воззвании, которое еще дописал абзацем призыва попусту не волноваться, успокоиться, как Бог решит так и будет – заключил де Карини, и с тем отправил написанное в канцелярию дворца, для размножения ораторам.
Естественно де Карини не собирался отделываться одними устными мероприятиями, его злейший враг по-видимому готовил что-то появней, и не сумей он в ответственный момент защититься, Спорада с ним без волнений или под их шумок разделается, ведь находился-то Орлеанский дворец на самой окраине города и задний двор огораживала только на первый взгляд толстая внушительная каменная стена.
Помимо имевшихся защитников губернаторского дворца князь де Карини отдал приказ в спешном порядке ввести сюда еще один отряд испанцев, который подошел к дворцу в то время как толпа снова стала собираться перед его фасадом. Из окна де Карини с презрением заметил как испуганно заволновались и подались подальше от солдат кучи протестующих. Пятерки солдат хватило бы чтобы разогнать эту чушь, да так, чтобы весть об этом вмиг разбежалась до противоположных краев города и утихомирила желающих попротестовать и там. В принципах князя было: не можешь кидаться не гавкай.
Но творителю спокойствия приходилось служить ему до конца, он имел так же интерес понаблюдать какое возымеет действие написанное на множестве экземпляров воззвание с его словами, имея от этого чисто самолюбивый авторский интерес, ну и конечно с как можно более воздействующими на умы последствиями силы его слов, разнесенные желательно как следует.
Пока канцелярия писала приходилось выслушивать отдельные крики и небольшие хоры группок: Да здравствует Спорада! Долой Карини! Долой налоги! Долой иго! Иго долой! – в общем все то, что кричалось на множестве улиц перекрестках и площадях, так часто, что даже пришедшими крикунами сюда здесь перед самим Карини кричать против него не казалось уже чем-то особенным.
Но все же было нечто такое, что самые отважные смельчаки из смельчаков, собравшиеся здесь, не осмелились кричать, ни сам князь не допустил бы этого оставленным безнаказанно, это крики раздавшиеся по-видимому