и достойным.
Звали его Александр Сергеевич Макаров.
Да, он был несколько нетрезв, но не оттого читались вслух притихшему городу стихи… Дело в том, что несколькими часами ранее увидела свет его книга: «Александр Макаров. Избранное», а это, согласитесь, в наше время – событие. И, что немаловажно, выпустили ее не на средства автора, эти средства у Макарова отсутствовали (к тому же он считал подобные издания уделом графоманов), а на деньги известного в нашем городе мецената, финансиста и промышленника Савелия Тимофеевича Фунтова.
В честь этого события устроили банкет, или, как теперь говорят, презентацию, на которую собрались: творческая интеллигенция, бизнесмены и даже кое-кто из отцов города. Было много шампанского и горячих, искренних слов о том, что русская поэзия не умирает и никогда не умрет, поскольку этого не допустят такие люди, как Савелий Тимофеевич Фунтов и Александр Сергеевич Макаров.
И вот теперь в одном кармане пальто Макарова лежал хотя и в мягкой обложке и небольшого формата, но довольно толстый сборник его стихов, а в другом – конверт, который сунул ему, облобызав на прощание, сам Фунтов.
Выйдя на улицу, Александр Сергеевич с некоторым смущением заглянул в конверт и обнаружил там новенькую десятитысячную купюру. Прошлой весной, как вы, конечно, помните, десять тысяч были не такие уж большие деньги, но и не совсем маленькие, и Макаров конечно же обрадовался, представив, как обрадуется так необходимым сейчас деньгам его жена Наташа.
Словом, Александр Сергеевич был счастлив! А счастье, как известно, бесстрашно, и потому он не боялся ночного жутковатого города, а читал ему стихи.
Но счастье, видимо, еще и глухо, ибо Макаров не услышал, как его окликнули. Голос был женский, виноватый и испуганный.
– Молодой человек!
До Макарова дошло, он остановился и оглянулся. У подъезда дома стояла женщина, какая-то очень домашняя, с усталым лицом, в накинутом на плечи сером демисезонном пальто.
– У вас закурить не будет? – спросила она и виновато улыбнулась.
Услышав этот вопрос, Макаров мгновенно, помимо своей воли, инстинктивно съежился.
– Сигаретку. – Женщина приблизила ладонь ко рту и изобразила курение. Пальцы ее были измазаны чернилами – наверняка она была школьной учительницей, какой-нибудь химичкой, допоздна засидевшейся за проверкой тетрадей и искурившей, не заметив того, свою дневную норму – пачку дешевых сигарет.
Макаров пожал плечами.
– Нет, нет, – сказал он. – Извините, но я не курю.
Сзади зазвенел вдруг пронзительно трамвай, и Макаров резво перескочил через рельс, уступая дорогу. Освещенный изнутри, трамвай был пуст, если не считать сидящего неподвижно, окаменело вагоновожатого.
Женщина у подъезда исчезла. Макаров посмотрел на часы и покачал головой, было ровно одиннадцать; он торопливо привел в порядок свой костюм: застегнул пальто, поправил шейный платок, а берет натянул почти до самых бровей и, сунув руки в карманы,