стороны – вот он, вожделенный холдинг Михаила Ланского, завоеванный в столь тяжких битвах, с такими моральными потерями, с утратой деловой репутации целой страны. Надо лишь довершить его разгром! Но как это теперь сделать, когда главным акционером стала Православная церковь? Эти господа ведь такие набожные с виду. По праздникам посещают храмы, чтобы все видели: христианские добродетели им не чужды.
Они явно будут растерянны.
Пусть хотя бы раз в жизни испытают они это чувство смятения. Не все в их руках, есть еще Божья воля!
С этими мыслями Леонид Петрович въехал в Иерусалим.
Он заблудился. Прежде он не раз бывал в Священном городе. Они ездили сюда на экскурсию всей семьей в свой первый приезд в Израиль. Вовка еще был на свободе, а Сережка – живой. И жена пыталась сохранить видимость семьи. Потом он неоднократно приезжал сюда по делам, но с водителем и в сопровождении охраны. А чтобы сам за рулем, такого еще не было.
Он как-то прежде не обращал внимания, какое здесь оживленное движение в будний день. Восточный колорит давал о себе знать. Нарочитая суета и шум, узкие, запруженные автомобилями улицы напоминали о том, что этот город – святой не только для иудеев и христиан, но и для мусульман.
Заплутав в лабиринте этого муравейника, Неклюдов неожиданно обнаружил, что вместо Яффских ворот Старого города, рядом с которыми по путеводителю располагалась Русская духовная миссия, он оказался перед Гефсиманскими воротами.
Слева, возвышаясь над крепостной стеной, слепил глаза золотой Купол Скалы – мечети Омара, а справа поднималась Масличная гора.
Леонид Петрович остановил SL‑500 около стоянки экскурсионных автобусов неподалеку от церкви Всех наций и направился в Гефсиманский сад.
Он издалека услышал родную речь. Молоденькая девчушка-экскурсовод в больших очках увлеченно рассказывала туристам:
– После пасхальной вечери Иисус и одиннадцать апостолов отправились сюда, в восточную часть Иерусалима, к Масличной горе, чтобы помолиться в мирной тени оливковой рощи.
– А почему одиннадцать? У Христа же было двенадцать учеников, – спросил мальчик лет десяти, желая показать окружающим собственную эрудицию.
Его мама, дородная тридцатилетняя провинциалка, стыдливо покраснела за сына и одернула его за рукав летней курточки.
Но экскурсовод как будто только и ждала этого вопроса.
Она ласково ответила мальчику:
– Двенадцатый, Иуда, уже покинул их, чтобы предать Учителя в руки первосвященников.
Неклюдов, скрыв лицо за солнцезащитными очками, обошел экскурсантов стороной.
За поворотом он сошел с тропы и, несмотря на свои светлые брюки, сел прямо на траву под сенью ветвистой оливы.
Он где-то вычитал, что оливковые деревья могут жить очень долго, тысячи лет.