Дмитрий Барчук

Александрия-2


Скачать книгу

не ответил, а сам спросил гостя:

      – Это ты был в плену у французов?

      – Да. В сражении под Монмиралем французы захватили нашу батарею. Меня искололи штыками. Лекарь потом насчитал десять ран. Когда они убирали трупы с поля боя, то заметили, что я еще жив. Никогда не забуду, как надо мной склонился французский капитан и спросил: «Кто такой?». Я ответил, что офицер. И тогда он приказал изрубить меня на куски. Но казаки спасли меня от верной гибели.

      – И ты заразился якобинством. Ты разве не понял, чем заканчиваются все смуты? На волне народного бунта к власти приходят еще худшие политиканы, чем правящая династия. Тебе мало было Наполеона? А ведь он был лучшим из лучших. И все равно, взойдя на верх пирамиды республиканской власти, объявил себя императором. Сколько жизней в Европе унесла Французская революция, ее последствия! И это устроили просвещенные французы! А Россия – мужицкая страна. Неужели эти неграмотные мужики способны сознательно исполнять свои гражданские обязанности? Да они будут жалкой игрушкой в руках мерзавцев. Кого вы там готовили в диктаторы? Трубецкого? Мне Николай рассказывал, как он ползал у него ногах, целовал ботфорты и молил о пощаде.

      Батеньков встал со скамьи и гордо заявил:

      – Зато другие не ползали! Каховский, Пестель, Орлов, Рылеев… Ваш покорный слуга в том числе. Знаешь, что я ответил твоему уважаемому братцу на следствии? «Покушение 14 декабря – не мятеж, но первый в России опыт революции политической, опыт почтенный в бытописаниях и в глазах других народов. Чем менее была горсть людей, его предпринявшая, тем славнее для них. Хотя по несоразмерности сил и по недостатку лиц, готовых для подобных дел, глас свободы раздавался не долее нескольких часов, но и то приятно, что он раздавался!»

      – И за это ты оказался в одиночной камере? Узнаю Николашу. Он никогда не терпел непокорства.

      – Ну, положим, не только за это. Ссылать сибиряка в Сибирь – все равно что пугать козла капустой. Какое же это было для меня наказание? А твоего братца я взбесил – это точно. Я ему еще писал письма из каземата. Например, «ежели я скажу, что Николай Павлович – свинья, – это сильно оскорбит царское величие?»

      – Дурак! Чего ты этим добился? Просидел полжизни в одиночке из‑за собственной глупой строптивости и этим гордишься?

      – Да, горжусь! Что вам, Романовым, не удалось меня сломать! Я голодал, разучился говорить, но все равно не встал на колени…

      Старый декабрист вскочил с лавки и схватил тяжелый ковш, чтобы разнести им голову старца. Но тот вновь увернулся от удара и тенью метнулся в сторону. Неожиданно он оказался слева от гостя и снова ткнул в него большим пальцем, только теперь за ухом.

      Рассвело. Федор Кузьмич уже давно был на ногах. Подкинул в печь дров, вскипятил воду, собрал на стол нехитрую снедь. Себя он так никогда не баловал, но сейчас у него был гость. Закончив домашние дела, старец встал на колени перед иконой Николая-чудотворца и погрузился в молитву.

      Со скамьи