в редакции нарисовался собкор из Каменска, такой же варяг, как и я, и написал заявление на увольнение по собственному желанию, сославшись на семейные обстоятельства, дескать, жена не хочет сюда переезжать.
Получив на руки трудовую книжку, он зашел ко мне в кабинет попрощаться и вскользь посетовал, что уже выделенная ему в Каменске квартира уйдет на сторону. Я намотал эту новость себе на ус, поразмышлял денек, а назавтра зашел в кабинет первого зама и выразил желание поехать собкором в Каменск.
Моя инициатива вначале Ощепкову показалась странной, ведь в редакционной иерархии собкор стоял на ступень ниже заведующего отделом, но когда я произнес слово «квартира», Иван Петрович сразу все понял и очень обрадовался.
– А ты здорово придумал, честное слово. В Каменске ты крепко станешь на ноги. Все бытовые вопросы там решатся сами собой. Я тебя познакомлю с руководителями города и района. Будешь кататься как сыр в масле. Сам себе хозяин. Все местные начальники будут перед тобой шапку ломать. А там, глядишь, и у нас перестановки произойдут. Мне тут в обкоме шепнули на ухо, – Ощепков понизил голос, – что первый секретарь недоволен нашим редактором. Представляешь, если его турнут, кто тогда займет редакторское кресло?
Я показал пальцем на своего шефа.
– Верно мыслишь, – похвалил меня Иван Петрович. – Лучше быть первым в ауле, чем вторым в Риме. А ты к тому времени на собкоровских харчах жирком обрастешь. Хозяйство заведешь, машину купишь, может быть, женишься или со своей бывшей помиришься. В жизни всякое, брат, бывает. И снова займешь мое место, только теперь вот это.
И он указал на свое кресло, а потом похлопал меня по плечу и произнес:
– Отважные герои всегда идут в обход. На завтра ничего не планируй, поедем в Каменск. На твою презентацию.
Черная «Волга» с обкомовскими номерами преодолела сто километров за час с небольшим. «На автобусе это путешествие заняло бы вдвое больше времени», – отметил я про себя.
Мы припарковались на стоянке для служебных машин у самого входа в горком партии.
Ощепков уверенно, как и положено областному начальнику, поднялся по лестнице и открыл дверь в приемную. Я следовал за ним как верный оруженосец.
– Василий Иванович у себя? – громко спросил он расплывшуюся в улыбке дородную секретаршу и, не дождавшись ответа, по-хозяйски открыл дверь в кабинет первого секретаря.
Партийный лидер города восседал под большим портретом Горбачёва за широким письменным столом, на лакированной поверхности которого не было ни одной бумажки. Только настольный календарь, малахитовая подставка для ручек, остро заточенные карандаши да бронзовый бюст Ленина с краю. Своей сверкающей лысиной он походил на партийных вождей. Только лицо у него было слишком вытянутое.
– Иван Петрович! Какими судьбами? Какая радость! – физиономия