есть вставал в двенадцать часов дня, в два пополудни шёл на реку и ловил там телевизором рыбу, в основном плотву, в шесть возвращался домой, в восемь шёл играть в шахматы в парк, под бюст этого хориста Пятницкого. А потом – фьюить – домой!
Приятелей у меня в ту пору почти не было, все либо сдохли от алкоголизма и тоски, либо уехали за границу, либо не казали носа из дому, потому что их жёны не пускали, а на улицах было страшно.
Престарелый академик Аммофосов, собиравший железные банки около своего вуза, был не в счёт. Это была талантливая семья, и ещё его дедушка глубоко копал в науке! В 1937 году случилась беда – в столовой клуба офицеров пьяный дядя-пионер убил его сухим коржиком. На этом закончилась история ранней Блефускинской космонавтики.
И никуда не было деться от тяжёлых, тупых взглядов бедных людей, всё время шедших в разные стороны по проспекту. И мне стало так скучно, что хоть из окна бросайся. И я стал наблюдать за людьми, которые по-другому смотрят на этот мир, чем наши президент и премьер-министр.
Я знаю, как они смотрят на мир и мне такие глаза даром не нужны!
Я стал искать тех, кто ищет иных путей в жизни, и нашёл. Правда, в Ворвиле я никого не нашёл, а нашёл их здесь, в горах. Цену я заплатил за это страшную! И стал писать об этом книжку, она при всех своих недостатках лежит перед вами.
Глава 4
Лучший дятел Премьера
Итак!
«Как избечь вивисекции!»
Ну что это за название книги?
Или «Лучший дятел Премьера»?
Нет, это не наш путь!
«Крипслючения Белькегерри Фирра» – вот как я назвал бы эту мировую книгу! Вот как! Там конечное дело, парафразы из «Гелькберри Финна» были бы, но Марк Твен так всё замутил, что узнать Гелькберри в моём ублюдке было бы почти невозможно.
Или «Мука Лудищев»! Тоже прекрасная книга! О любви! Жаль, что её пока никто не написал! Арцыбашев мёртв, некому схватить перо, выпавшее в прайтайм из еговеликих клешней! Хотя, это был, кажется, не Арцыбашев, а Барков! Но я их обоих высоко ставлю! Хотя и боюсь! Вернее – ценю!
А, правда! Вот напишет какой-нибудь не в меру талантливый мудила книгу, и думает потом, что с ней ему делать? А что с ней делать, кроме как сжечь! Нечего с ней делать! До того себя такими вопросами довёл, что ни спать, ни встать уже не может! И всё время как мать Спинозу или тёща Канта спрашивает себя, а что мне делать с такой книгой!? Что?
Я ему сразу скажу – сжечь! Это наиболее полное и радикальное решение! На поверхности, среди провозвестников метода оказывается Николай Васильевич Гоголь, но Гоголь – только вершина айсберга! Под ним оказываются тысячи героев, сжегших свои перлы тихо и не удосужившиеся сказать об этом миру! Скромные, незаметные труженики топки и пера!
Да, бывает по разному, автор порой упорен, как бойцовый осёл! Собирает эти поганые пожелтевшие бумажки, корпит над ними, как осёл, и думает,