от своей кровати, когда вернется с работы. Она переложит мое одеяло обратно в комнату. Я был уверен в этом.
Приходя с работы, мама всегда приносила буханку черного хлеба, картошку и капусту для супа. А еще мама всегда приносила мне гостинец – ватрушку.
Но тем вечером мама вернулась с пустыми руками. И она была очень расстроена.
– Меня уволили, – сказала она.
– Это как же? – Его черные глаза сверкнули. – Что же мы теперь будем есть?
– Может, ты…
Он влепил ей пощечину. Я еще никогда не видел, чтобы мою маму били. Я думал, что мама даст ему сдачи. Однажды в поселке один мальчишка стукнул меня, и тогда мама схватила этого хулигана за воротник и хорошенько его встряхнула. Тогда глаза того мальчишки распахнулись широко-широко. И он убежал со всех ног.
И этот убежит.
Но мама не схватила его за воротник. Она не встряхнула его так, чтобы у него зубы клацнули. Она лишь прижала ладонь к щеке и прошептала:
– Прости меня.
Потом они сидели в гостиной, пили, курили, смеялись и ссорились.
Ему не нравилось, что я сижу в углу.
– Он опять пялится на меня, Аня! – жаловался злой дядька. – Почему он все время смотрит на меня?
Тяжело прошагав по комнате, он стянул меня с кровати, схватил мое одеяло и книгу и забросил их в шкаф на кухне.
– Ну вот. – Он отряхнул ладони, будто избавляясь от грязи. – Теперь ты будешь спать здесь.
Мама стояла за его спиной, заламывая руки.
Я забрался в шкаф и свернулся калачиком на одеяле. Моя книжка со сказками лежала на пыльной полке. Возле книжки виднелись круги, оставшиеся от банок с консервацией. У нас больше не было таких банок. После всех этих дней и недель прекрасная золотая Жар-птица на обложке покрылась слоем жира. На другой полке лежала стопка бумаги и мой любимый карандаш. Когда я не мог уснуть от холода и злости, я рисовал. Рисовал Жар-птицу, страшную ведьму Бабу-ягу, избушку на курьих ножках, рисовал живых кукол, великанов и крылатых волков.
Я слышал их голоса за дверцей шкафа.
– Почему ты не понимаешь, что в приюте ему будет лучше?
– Я не могу его отослать.
– Ты и себя-то прокормить не можешь, – говорил он. – Кроме того, он мне не нравится. Он странный.
– С ним все в порядке.
Звон бьющегося стекла.
– Или он, или я, Аня.
– Нет! Умоляю, не проси меня…
Звон – опять что-то разбилось. Шарканье сапог по полу.
– Глупая женщина!
Пощечина.
– Нет!
Звон. Вопль. Глухой стук. Стон. Тишина.
Глава 4
Пуговица
Пол на кухне был холодным, и холод добрался до меня сквозь гору одеял. Я дрожал, глядя, как дыхание паром вырывается из моего рта. Я был драконом. Жар-птицей. И я точно не был этим вонючим крикуном, который выдувал сигаретный дым через ноздри.
Я вытащил из-под одеяла приемник и выдвинул блестящую серебристую антенну.
– …Тысяч безработных, бездомных,