Почти как «бьюик». Стивен Кинг

об этом, конечно, думали. Брэд точно не помнил, но вроде бы видел руки того парня, такие же белые, как лицо.

      – Иногда люди потом просто придумывают такие подробности, – вмешался Хадди. – Показания очевидцев обычно не так надежны, как хотелось бы.

      – Пофилософствовал? – осведомился я.

      Хадди великодушно махнул рукой.

      – Продолжай.

      – Биби не нашел в автомобиле следов крови, но образцы, взятые из багажника, показали наличие микроскопических следов органической материи. Биби не смог их идентифицировать, потому что разложились. За неделю на предметных стеклах ничего не осталось. Только использованный закрепляющий раствор.

      Хадди поднял руку, как ученик в классе. Я кивнул.

      – Через неделю мы не нашли тех мест, где эксперты делали соскобы, на приборном щитке и рулевом колесе. Дерево как бы затянулось. То же самое произошло и с обивкой багажника. Если поцарапать крыло перочинным ножом или ключом, через шесть или семь часов царапина исчезает.

      – Он восстанавливает себя? – спросил Нед. – Он это может?

      – Да, – кивнула Ширли, достала из пачки «Парламента» новую сигарету, закурила, быстро и нервно затягиваясь. – Твой отец уговорил меня принять участие в одном из его экспериментов: я держала видеокамеру. Он прочертил длинную царапину на дверце водителя, под хромированной полосой, и мы навели на нее видеокамеру и оставили включенной, возвращаясь через каждые пятнадцать минут. Ничего драматического не произошло, но было интересно, прямо-таки как в кино. Царапина становилась все мельче, темнела по краям, словно подстраивалась под остальную краску. И наконец, исчезла. Бесследно.

      – А шины, – внес свою лепту Кандлтон. – Стоило проткнуть одну отверткой, как из дырки начинал с шумом вырываться воздух. Но шум постепенно переходил в свист, который скоро замолкал. А потом отвертка падала на бетон. Шина выталкивала ее, как тыквенное семечко.

      – Он живой? – спросил меня Нед. Так тихо, что я едва расслышал вопрос. – Я хочу сказать, если он может восстанавливаться…

      – Тони всегда говорил, что нет, – ответил я. – Стоял на этом. «Это всего лишь механизм, – бывало объяснял он. – Какой-то механизм, принцип действия которого мы не понимаем». Твой отец придерживался прямо противоположного мнения и всегда защищал его так же истово, как Тони – свое. Если бы Кертис был жив…

      – Тогда что? Что бы произошло, если б он был жив?

      – Не знаю, – ответил я. Вдруг навалилась тоска. Я еще многое мог сказать, да только расхотелось. Не лежала к этому душа, не было желания, как не бывает его, когда перед тобой маячит необходимость сделать что-то нужное, но тяжелое и тягомотное: выкорчевать пень до заката солнца, убрать сено под крышу до послеполуденного дождя… – Я не знаю, что бы произошло, будь он жив, и это чистая правда.