взгляд. И не отведет. Она видит неровные края фюзеляжа – а где же все остальное? Неужели она сидела в этой части самолета? Это невозможно! Там бы она не смогла выжить! Это очень похоже на громадную поломанную игрушку… Это место напоминает грязные дворы вокруг передвижных домиков на колесах, где живет мать Джима. По земле там разбросаны ржавые запчасти от машин, поломанные детские велосипеды и всякий мусор – она никогда не любила приходить туда, несмотря на то что мать Джима всегда была добра к ней… В таком положении поле зрения сильно ограничено, и она, не обращая внимания на страшный хруст в костях, приподнимает голову так, чтобы щека легла на плечо.
Крик резко обрывается. «Хорошо». Ей не хочется, чтобы этот момент был отягощен еще чьей-то болью и шумом.
Погоди-ка… Какое-то движение вон там, у линии деревьев. Темная фигура, человек… Маленький какой-то… Может, ребенок? Мальчик, который сидел в кресле перед ней? Ее переполняет чувство стыда: она даже на мгновение не вспомнила о них, пока самолет падал. Она думала исключительно о себе. Неудивительно, что она не могла молиться, какая же она христианка после этого? Фигура, к ее разочарованию, исчезает из поля зрения, а дальше в эту сторону она повернуть голову просто не может.
Она пробует открыть рот, чтобы закричать, но не может заставить челюсть пошевелиться. «Пожалуйста… Я здесь. Больница… Вызовите помощь».
Позади нее слышится какой-то глухой звук.
– Ох… – удается произнести ей. – Ох…
Прикосновение к ее волосам, и она чувствует, как по щекам текут слезы, – она спасена. За ней пришли, чтобы спасти ее.
Топот бегущих ног. «Не уходите. Не бросайте меня!»
Неожиданно прямо перед ее глазами возникают чьи-то босые ноги. Маленькие, грязные, темные – такие темные! – но похоже, что они просто вымазаны какой-то черной мастикой. Грязь? Кровь?
– Помогите, помогите, помогите…
Ну вот, она произносит это вслух. Молодец, хорошая девочка! Если она говорит, значит, с ней все будет хорошо. Она сейчас просто в шоке. Конечно. Именно так.
– Помогите…
Лицо склоняется к ней, оно так близко, что она чувствует дыхание мальчика у себя на щеке. Она пытается сфокусировать на нем взгляд. Стоп! Неужели?.. Не‑е‑ет! Это все из‑за плохого освещения. Глаза белые, полностью белые, без зрачков. «Помоги мне, Господи!» В груди возникает вопль ужаса, но застревает где-то в горле, она не может выпустить его наружу, он душит ее. Лицо отпрянуло назад. В легких тяжесть от какой-то жидкости. Теперь еще и дышать стало больно.
Краешком глаза она замечает справа какое-то движение. Тот же ребенок? Как он мог так быстро там очутиться? Он указывает на что-то… Какие-то фигуры вокруг нее, темнее, чем деревья. Люди. Это определенно люди. Оранжевый свет блекнет, но она может четко различить их контуры. Их уже сотни, и такое впечатление, что они направляются