– его жизни. Мысль об этом опять посетила его, когда он шел по посыпанному гравием тротуару, вышел на площадь Тёёлёнтори и увидел со всех четырех сторон освещенные окна.
Сколько же людских жизней, квартир, домов, дач, вилл, усадеб и номеров гостиниц ему пришлось увидеть! Он оказывался в аккуратном жилье, в таком, где, казалось, никто не жил, где ни один предмет не принадлежал никому, где ничто не говорило о том, как жильцы справляются с временами года или с потоком дней. Другая крайность была совершенно мистической – это люди, жившие в заскорузлой грязи и хламе, где на пол сваливалось все нужное и ненужное.
И чем больше он видел, тем проворнее становился.
Прихожая сообщала ему все самое необходимое: ботинки, верхняя одежда с ее лейблами, ее качество, состояние и количество; ковер и его состояние, следы на полу или их отсутствие; ароматы, запахи или зловоние. Все это за несколько секунд подготавливало его к тому, чего нужно ждать, а чего не стоит.
Люди считали дома своими крепостями.
Он понимал ошибочность этого представления. Порой он входил с людьми в подъезд, поднимался на лифте на верхние этажи и слушал, как они с кем-то разговаривают, как шарятся в телефоне, как откашливаются, усмехаются и что-то говорят о погоде или просто стоят и дышат так, что можно различить мельчайшие нюансы – оттенки усталости, дрожь нетерпения. Вместе с тем он всегда признавал потребность людей иметь свое собственное пространство, вне зависимости от его крохотности или кратковременности.
Камни площади скользкие под тонким полотном снега. Вокруг – освещенные окна, а за ними люди в своих домах. Люди бегут по улице домой. Сегодня он прошел мимо них, и это напомнило о том, чем он занимается, из чего состоит его работа и жизнь.
Он следит за людьми, а потом убивает их.
Полчаса по темной дороге, пока отсвет не начал понемногу усиливаться, пока лес наконец не расступился и все территория шахты не открылась, подобно лунному пейзажу. Я объехал ряд машин и припарковался с самого краю. Вот только заглушить двигатель, и холод сразу выстудит все внутренности, а если не глушить, то кто-то да обратит внимание. Казалось маловероятным, что проходная вдруг подобреет и выдаст пропуск, скорее – наоборот. Не вариант.
Я вернулся на дорогу. Неподалеку от выезда на шоссе была скрытая снегом отворотка на лесную дорогу в обе стороны – направо можно проехать вдоль рудника. Свернул и поехал. Дорога казалась мягкой, так что ехать приходилось медленно. Она плавно уходила вправо: деревья, сугробы по краям, наконец, открытая площадка. Я выключил фары.
По мере того как глаза привыкали к темноте, площадка разрасталась до огромной открытой вырубки – рудника, – поделенной на равные прямоугольники. Около одного из таких прямоугольников со стороны леса я заметил движение. Расстояние было приличным, так что два огромных экскаватора и десяток рабочих вокруг них казались просто копошащимися муравьишками. Через мгновение стало ясно, что прямоугольники были шламонакопителями: их поверхность замерзла, и выпавший снег практически скрыл их от глаз всякого случайного прохожего.
Чем там они заняты? И что там такое,