бокале.
– С вашего позволения, леди, – мягко произнес он, поднимаясь. Немного неуверенной походкой он вышел из комнаты и исчез за шторой в дверном проеме. У камина Каджиль на секунду поднял голову, тоскливо посмотрел вслед барону и снова лег.
– Неблагодарный негодник, – догоняя барона, с любовью прошептала псу Эмлин.
Небольшой холл освещался смолистыми факелами в железных канделябрах, расположенных высоко на стене. Она проскользнула через занавес, и в это мгновение барон обернулся и чуть не столкнулся с ней.
– В этом послании что-то большее, нежели очередное требование денег, – настойчиво произнесла Эмлин. – Скажите мне. Я хочу услышать это сейчас.
– Нет. – Он не отошел в сторону, она тоже.
– Что с моим братом? Скажите мне, милорд.
Расположив руки на поясе, он обвел взглядом холл. Свет факелов очерчивал его профиль.
– Эта стена вдоль лестницы отлично разукрашена, миледи.
Холл и лестничный пролет, называемый лестничной стеной, потому что он шел вдоль толстой и массивной внешней стены цитадели, образовывали широкую площадку с каменными ступенями, ведущими вниз к входной двери. Другой пролет извивающейся лестницы вел наверх к спальням.
Стены вдоль лестницы были украшены. Плавные изогнутые фигуры были нарисованы на покрытом штукатуркой камне, насыщенные цвета блестели в свете фонаря. Расположенные по обеим сторонам от входа в большой зал, два рыцаря в доспехах смотрели друг на друга, сидя на покрытых красной попоной конях. У подножия широкой лестницы архангелы в белых нарядах парили над красно-синим узором в виде алмазов.
– Прекрасно выполненные рисунки, – сказал он. – Это работа какого-то местного художника?
Эмлин не сразу нашлась, что ответить, так как обдумывала в это время, в чем могло заключаться послание короля. Барон снова задал свой вопрос. Она нахмурила брови. Некоторые рисунки были ее собственными, нарисованными год назад под руководством дяди Годвина, вскоре после ее возвращения из монастыря. Зимняя непогода продлила один из редких визитов Годвина в семью брата, и тогда он украсил холл – рыцари были подарком отцу Эмлин, а ангелы были нарисованы в честь ее матери.
Гордясь способностями дяди, Эмлин очень сомневалась в ценности собственного вклада, который состоял в украшении фризов, прорисовке рук, ног и ниспадающих нарядов архангелов. Более привыкшая рисовать крошечные картинки на манускриптах, той зимой она неплохо научилась создавать масштабные изображения на стене.
– Их нарисовал мой дядя Годвин из Уистонберийского аббатства, – наконец ответила она. Ей гораздо больше хотелось обсудить документ короля. – Он монах, живет в Йорке, учился на художника; расписывает стены парижских церквей, иногда дворцов. Деньги идут его ордену, поэтому ему разрешается время от времени покидать аббатство. В Уистонбери он возглавляет отличную мастерскую