и о сословии посадских людей XVIII в. (определение и рассмотрение которого вошло во вторую главу настоящей книги) стали классикой в области изучения истории административных институтов[18]. Эти работы, хотя и не посвящённые специально Санкт-Петербургу, дают модель для оценки соотношения между тем, что намеревались создать планировщики-градостроители, и тем, что в реальности сложилось в ходе естественного развития городов в России. И Дитятин, и Кизеветтер искали, но, к своему разочарованию, не нашли свидетельств того, что Екатерина предоставила реальное самоуправление большим и малым городам России. Они рассматривали города преимущественно как административные организмы. Поэтому особая черта российского городского управления, состоявшая в том, что ни в одном городе до 1785 г. не имелось собственного муниципального административного органа, заставила этих историков или ограничить свое исследование XIX в., как поступил Дитятин, или сосредоточиться на более ранних периодах, изучая те институты, которые тогда существовали в городах (Кизеветтер). Эти авторы полагали, что жизнь городов в России не смогла достичь должного, с их точки зрения, развития именно из-за нежелания Екатерины предоставить им автономию. Этот довольно узкий историко-административный подход к полной энергии и многогранной городской жизни придал свою окраску последующим трактовкам проблемы, в особенности у западных историков.
Наконец, последняя категория трудов, посвящённых истории Петербурга и появившихся до революции 1917 г., состоит из произведений, сосредоточенных прежде всего на архитектуре. В этих трудах, которые часто подчеркивали важность пространственного планирования в развитии города, имеется тенденция к рассмотрению города главным образом с точки зрения истории его застройки[19]. Для их авторов Петербург заслуживал изучения благодаря своим монументальным зданиям и архитектурным ансамблям – термин, особенно характерный для Петербурга. Однако, сосредоточив внимание на городе, застывшем в дереве, кирпиче и камне, эти работы нередко упускали из виду город живой, дышащий – не спланированный, а неожиданный, но в каком-то смысле более реальный, чем площади, дворцы и набережные.
В отличие от дореволюционных историков, советские учёные проявляли большой интерес к социальным и экономическим факторам в истории. Но лишь немногие из них, в частности Ю.Р. Клокман, П.Г. Рындзюнский и С.П. Луппов, много писали собственно о городах[20]. Другие советские историки занимались историей промышленности и торговли[21]. Трудовая беднота Петербурга получила свою долю внимания в нескольких значительных исследованиях, однако скорее в контексте классовых взаимоотношений и конфликтов, чем истории города[22]. В последующие годы новое поколение учёных предприняло исследования, больше похожие по методике и подходу на труды западных историков-урбанистов[23]. В 1950-е гг. и позднее появились многотомные коллективные истории Петербурга – Петрограда – Ленинграда,