до предела нагруженные поклажей, а четвертый держал над мужичком зонтик от солнца.
Ну ни хрена себе картинка угнетателей и угнетаемых… Вот и буры пожаловали…
Бородач вежливо кивнул мне и что-то неразборчиво пробасил. Я попробовал перевести и понял, что фраза неожиданно нецензурная – что-то вроде: «член тебе в дых»… Это как понимать, образина ты бородатая?!
От конфуза спасла Лизавета. Девушка мило пожелала здоровяку того же и жестом пригласила к нашему бивуаку.
– Что он сказал-то? – шепнул я ей. – Если обругал, так и скажи. Я ему…
– Добрый день… – прыснула дева. – Он сказал: добрый день. Это на африкаанс. Михаил Александрович, и будет невежливо, если мы его кофием не напоим. Обычаи такие местные. Да и потом, совсем не мешает новости узнать.
– Не мешает, – охотно согласился я. – Это дело нужное.
Мы чинно расселись вокруг костерка, на который Лизавета немедленно пристроила кофейник. Пристроила и скромно примостилась рядом со мной. Да еще ручки на коленках сложила – словно примерная школьница.
Затем по очереди представились друг другу, вследствие чего я узнал, что имею дело с Яаппом ван Груде, фермером из окрестностей Блумфонтейна. И всё. На этом у африканера закончился лимит слов, он извлек длинную трубку, набил ее и окутался тучкой ядреного табачного дыма.
Я недолго подумал и тоже раскурил сигару. Лизавета страдальчески морщилась, но отодвигаться от меня не собиралась. Чернокожие сбились кучкой в сторонке и с опаской на нас посматривали. Я, по инерции, совсем было собрался пригласить их к костру, но потом живенько прогнал эту мысль к чертям собачьим. Не поймут… и кажется, правильно сделают. Время такое – ни хрена не толерантное.
Забулькал кофейник; Лизочка, изображая гостеприимную хозяйку, разлила по кружкам кофе. Бур немедленно оживился, пробормотал какую-то молитву, перекрестился и шумно хлебнул огненной крепчайшей жижи.
Я краем глаза следил за Лизхен – девчонка уже успела пообтесаться здесь. Дева тоже перекрестилась и демонстративно прочитала молитву. Пришлось повторять… и, кажется, не зря: африканер довольно кивнул, узрев наше представление. М‑да… буры они… как бы это сказать? Упоротые кальвинисты, вплоть до полного фанатизма, но, как ни странно, – очень веротерпимые. Конечно, не ко всем религиям, но христиан разных конфессий очень даже жалуют, а любую показательно-образцовую набожность принимают как должное.
Докурив, африканер громогласно прокашлялся, выбил и спрятал трубку, а потом на достаточно правильном немецком языке поинтересовался:
– Как ваши дела, минхер Михаэль?
– Хвала Господу нашему, неплохо, – и я не преминул еще раз перекреститься. – А как ваши, минхер Яапп? Здоров ли скот? Родит ли земля?
– Хвала Господу, все хорошо… – Бур удовлетворенно покивал головой. – Намедни дочка благополучно разрешилась мальчиком. Окрестили