с Ириной. Полутора метров в холке им хватало, чтоб тяпнуть нас за стремена или даже за икры. Я стрельнул из автомата в воздух, двумя одиночными. От этого только усилилось злобное рычание. Они почти добежали до меня, и я испробовал старый проверенный способ – дал очередь по песку перед вожаком. Брызнули в разные стороны облачка песчинок, одному, видимо, попало в глаза, и он взвизгнул. Остальные стали чихать, пытаясь продолжить лаять. Вдруг раздался выстрел, вожак заскулил и повалился на бок: это Йорген со своих арьергардных позиций не удержался и решил пострелять… Последнее время он просто стер из своей памяти директорию под названием «дисциплина». Мне было досадно, что у хорошего Охотника начинают брать верх рефлексы отморозка: с церберами управился бы и я один, к тому же их мало. У отдыхающих тоже было право на ношение оружия, но по инструкции без приказа Охотника они не могли его использовать.
Оставшиеся собаки с хриплым лаем стали носиться кругами, но было понятно, что нападать они боятся. Йорген прикончил еще одну.
– Боекомплект экономить! – крикнул я, обернувшись на Йоргена.
Тот только криво ухмыльнулся. Я пожал плечами и взглянул на Ирину: она смотрела на истекающих кровью собак с неким налетом жалости и отвращения. Цербер, продолжая хрипло гавкать, побежал в долину.
– Всем оставаться на своих местах! – вновь крикнул я под неумолчный треск индикаторов радиации. – Охотник Сибилла и я осмотрим здание.
Я отдал такой приказ назло Йоргену: пусть посидит в седле вместе с отдыхающими и покараулит их, пока мы с Сибиллой разомнем затекшие конечности. Надежды на то, что Йорген задумается над своим поведением, у меня конечно же не было. Просто он опять представит себе в красках, как душит меня ремнем от автомата.
– Это опасно? – спросила меня Ирина.
– Да нет, – махнул я рукой, – не более чем ночная прогулка в круглосуточный магазин в выходной день где-нибудь на окраинах Москвы.
Я улыбнулся.
– Вы бывали в Москве? – Она удивленно подняла брови.
– Доводилось. – Я спрыгнул с седла.
Вдруг мое внимание привлекла композиция из вбитых в глинистую почву между плитами ржавых болтов: три были вбиты треугольником, два – подряд и два перекрещивались.
– Ага… – сказал я задумчиво вслух.
– Вы что-то заметили? – Ирина с тревогой прищурилась.
– Охотники оставили знаки у входа.
– И что они означают?
– Треугольник, – я показал себе под ноги, – значит: здесь есть церберы, – правда, мы их уже видели. Два подряд – значит: крысы. А два перекрещенных – в бытовом секторе можно переночевать.
– Интересно, – сказала Ирина.
Сибилла уже подошла ко мне.
– Пошли глянем, что да как? – Она держала свой «абакан»[9] за ствол, закинув его на плечо, как будто это лопата или теннисная ракетка.
– Пошли, – кивнул я, и мы