как равного… Вот почему ты не хочешь ехать. Только почему мои Бэктэр и Бэлгутэй должны страдать от твоих прихотей?..
– Что ты выдумываешь! – рассердилась на нее Оэлун. – Не говори глупостей, еще дети услышат.
– Пусть слышат, пусть знают, каков их старший брат! – упрямо держалась за свое Сочигэл. – Если моих детей ему не жалко, почему я должна молчать?
Тэмуджин, не ожидавший от нее такой прыти, сначала ошеломленно молчал. Опомнившись, он холодно посмотрел ей в глаза и сказал:
– Я, Сочигэл-эхэ, никого не гоню, но и силой никого не держу у себя. После смерти отца я никогда не просил вас, чтобы вы оставались с нами. Вы можете ехать со своими сыновьями к моим дядьям или возвращаться в свое родное племя. Из юрт вы можете взять кожевенную, из лошадей выделю вам шесть голов: тех, на которых вы ездите и еще по одному мерину, сундуки свои с вещами заберете. Если желаете, то можете отправляться прямо сейчас.
Сочигэл застыла лицом, опустив глаза. Вопросительно покосилась на Оэлун, та промолчала, тяжело вздохнув, будто давая ей понять: ты сама напросилась на это и я здесь ничего не решаю.
Тэмуджин встал с хоймора и добавил:
– Вы подумайте, как вам будет лучше, и примите свое решение.
Он вышел из юрты. Сзади сразу донесся осуждающий голос матери Оэлун. Тэмуджин, не слушая, пошел от юрт в сторону дальнего края поляны…
С этого дня в семье Есугея наметился окончательный раскол. Внешне жизнь домочадцев продолжалась по-старому, так же, как раньше, вместе они ели и спали, вместе вели хозяйство. Но на охоту братья стали теперь ходить отдельно: Бэктэр с Бэлгутэем, Тэмуджин с Хасаром. Они почти перестали разговаривать между собой, лишь Хачиун и Тэмугэ по старой памяти еще обращались к Бэлгутэю и тот отвечал им, если рядом не оказывалось Бэктэра.
Матери, после того, как Тэмуджин предложил Сочигэл отделиться, поговорили между собой наедине и решили до первой возможности оставаться вместе.
Сочигэл, подумав, поняла, что с Тэмуджином ей теперь надо держаться осторожно: отколовшись от семьи покойного мужа, ей со своими детьми деваться будет некуда. Ехать к своим соплеменникам онгутам ей было уже невозможно: там ее с детьми из дикого племени, да еще вконец обнищавшую, ждали лишь бесчестье и позор до самой смерти. А сыновей ее и нойонами там не стали бы считать: не обучены приличному обращению, не умеют раскланиваться с равными себе, да и многого другого не знают, что приличествует людям благородной кости… А здесь, у отцовского знамени, какое-никакое, а имя – сыновья Есугея, правнуки Хабула. Да и с улусом отца не было еще окончательно решено – этот Тэмуджин, хоть и несносный парень, но так поставил себя в племени, что по закону потом можно будет потребовать улус обратно. При удачном исходе и ее детям должны были достаться свои доли. Других надежд в жизни у нее не было, и поэтому она решила пока выжидать. И даже пыталась теперь в отсутствие своих сыновей заискивать перед Тэмуджином: наливала ему горячую арсу, нарочито заговаривала при нем с матерью Оэлун, советуясь о том, не пора ли