неправомочный приговор. После снятия обвинений, по всей видимости, депутат Буланже вновь стал бы военным министром… но его возлюбленная Маргерит Боннеман тяжело заболела, и Буланже, переодетый, бежал в Брюссель, о чем его «партии» (правая и левая) с удивлением узнали постфактум.
Маргерит умерла в июле, а 30 сентября Буланже покончил с собой на ее могиле. Как справедливо заметил Ж. Клемансо: «Здесь покоится генерал Ж. Буланже, который умер, так же, как и жил – младшим лейтенантом».
Альфред Дрейфус, к концу жизни дослужившийся до подполковника и кавалера ордена Почетного легиона, остался, по словам того же Клемансо, «единственным человеком во Франции, который не понял дела Дрейфуса».
Дрейфус закончил Военную, затем Высшую Политехническую школу, служил в артиллерии, в 1893 году был причислен к Генеральному штабу, где не снискал большой любви начальства и сослуживцев, поскольку, во-первых, отличался сухим и склочным характером, не соответствующим корпоративным традициям блестящих офицеров французского Генштаба, а, во-вторых, был эльзасским евреем.
В следующем году Дрейфуса обвинили в передаче военных секретов «потенциальным врагам Франции». Тогда обнаружилось, что германскому консулу в Париже был направлен ряд бумаг, содержащих секретные сведения. Разразился очень серьезный скандал, хотя действительное значение переданных документов, по-видимому, было крайне незначительно. В накаленной политической атмосфере Франции того периода требовалось быстро найти виновного, и выбор чинов Военного министерства пал на Дрейфуса. В их оправдание нужно отметить, что на виновности Дрейфуса категорически настаивал А. Бертильон, изобретатель системы опознания преступников по антропометрическим данным. А. Бертильон не был экспертом-почерковедом и ради дела Дрейфуса разработал собственный метод экспертизы, оригинальный и красивый, основанный практически на той же самой антропометрии, которая принесла А. Бертильону заслуженную славу.
Увы, Бертильон был отличным теоретиком и никаким практиком, а о теории ошибок измерения он, вероятно, никогда ничего не слышал, хотя был сыном и внуком статистиков-демографов. Как справедливо указывается в источниках, «в школе он не блистал».
Зато Бертильон, что для теоретика редкость, умел говорить с военными на их языке. В итоге он не только сам поверил в виновность Дрейфуса, но и убедил в этом чинов Военного министерства.
Совершенно не случайно умный и ироничный А. Конан Дойл включает в «Собаку Баскервилей» следующий диалог:
«– … Считаю вас вторым по величине европейским экспертом…
– Вот как, сэр! Разрешите полюбопытствовать, кто имеет честь быть первым? – довольно резким тоном спросил Холмс.
– Труды господина Бертильона внушают большое уважение людям с научным складом мышления.
– Тогда почему бы вам не обратиться к нему?
– Я говорил, сэр, о «научном складе мышления»,