лет тридцати с характерным выражением лица.
В комнате сразу стало тесно. Физическим здоровьем природа Данилу явно не обделила.
– Данька, это наш новый доктор, Пал Палыч! – представила меня Клавдия Петровна.
– Пал Палыч! – с готовностью повторил Данила и, широко улыбаясь, уставился на меня.
Я криво улыбнулся в ответ.
– Скажи спасибо доктору: он тебя при больнице разрешил оставить! – фельдшерица пихнула сына в спину костлявым кулачком.
Данила послушно шагнул ко мне и разулыбался ещё шире:
– Спасибо, док! – и сграбастал меня в объятия.
– Не за что! – сдавленно пискнул я, чувствуя себя кроликом, сдуру попавшим в кольца удава. Мои рёбра начали потрескивать.
– Вот видите, видите, Пал Палыч, какой Данька добрый! – приговаривала счастливая мамаша, бегая вокруг.
Подтверждая заявленный имидж, Данила сдавил меня ещё крепче. Я понял, что моей врачебной карьере приходит конец. Как и жизни.
– Клавдия Петровна, скажите сыну, чтобы меня отпустил! – просипел я в широкую грудь олигофрена, – Помру ведь…
– Ась?! – уточнила фельдшерица.
– П…ц… – грустно констатировал я, поняв, что воздух закончился. И закрыл глаза.
7 сентября 1987 года, Ноябрьский район, 17–25.
Лодка мягко ткнулась носом в илистый берег небольшого озёрного острова. Терентий Иваныч с кряхтеньем перешагнул через борт и остановился, чувствуя, как кровь неохотно возвращается в затёкшие ноги.
– Дед, ты чего? – Петька приобнял старика за плечи, заглядывая в лицо.
– Да затекло всё. Сейчас, постою минутку-другую – и отпустит.
– Ну, ладно. А я пока пожитки выгружу.
Внук принялся деловито перетаскивать из лодки на берег палатку, удочки и прочий скарб. Наконец, уцепив опустевшую посудину за нос, Петька почти полностью вытащил её на сушу.
– Не унесёт? – больше для порядка осведомился дед.
– Да куда она денется? Не океан, чай, приливов-отливов и прочих цунами не бывает, – усмехнулся парень и, взваливая на плечи палатку и рюкзаки, поинтересовался, – Ну что, дед, оклемался?
– Да вроде.
– Тогда бери удочки и пошли. Сейчас палатку поставим, костерок организуем да ушицы наварим. Что-то я проголодался уже.
– Так немудрено. Мы когда от Кобельков-то отчалили? Часов в пять?
– В пять пятнадцать утра, я запомнил.
– Во-во. С того времени, почитай, и не ели-то. Так только, сухарики да колбаски чуток.
– Ничего, сейчас наверстаем! – бодро заявил Петька и зашагал вверх по склону холма.
Дед, покряхтывая и бормоча что-то себе под нос, побрёл следом.
Через пару минут внук добрался до вершины и скрылся из виду. Терентий Иваныч продолжал старательно карабкаться вверх. Его бормотание сменилось громким сопением: для старика подъём был крутоват.
– Дед! Давай скорее сюда! Тут… – донёсся сверху встревоженный Петькин голос и оборвался на полуслове.
– Чего там у тебя?! – старик обеспокоенно встрепенулся.
Тишина в ответ.
– Петька!