сказал Лёха.
– Да пошёл он подальше, если ему надо пускай сам идёт сюда, – смело высказался Кустарь, – мы заняты важным делом.
– Хорошо я ему так и передам, но смотрите, чтобы он вас этим салом не накормил по принудиловке.
– Вали, вали отсюда, – огрызнулись они оба.
Лёха слово в слово повторил Беде адресованные ему слова
– Пошли, – позвал он братьёв с собой, расстёгивая на ходу бушлат, – я же их в лицо не знаю. Отоварю да не тех.
Они прошли всю секцию, и зашли в курилку, Лёха Шишак следовал за ними.
Увидав на груди у Беды символический шарф, Кустарь и Монтёр оба опешили. И не успев и слова сказать, как один оказался под лавкой, а второй у вешалок. Двумя ударами Иван уложил обоих.
– Слушайте меня гешефтмахеры косопузые, если ещё раз услышу, будете байду гнать, форшману, как последних сук. Ясно? А, сейчас верните ребятам валенки и рваную купюру. Даю вам час на это мероприятие. Если братья ко мне через час придут с отрицательным ответом, то мне придётся навестить вас ещё раз.
Кустарь и Монтёр не могли осмыслить, что с ними произошло несколько мгновений назад. Они потеряли дар речи и только утвердительно мотали головой. Монтёр встал с пола и, держась за ушибленную голову, зашёл в сушилку, которая находилась в курилке, и вынес оттуда новые валенки. Он возвратил их брату в очках.
– Извини, недоразумение вышло. Это Кустарь на картах закуконился, выручать его надо было, а вас мы не знали ну и на дугу сами сели. Рваную, сейчас перехватим у земляков, вернём.
Беда, ни слова не сказав на оправдательную речь Монтёра, вышел молча из курилки и направился к выходу. От горячего и справедливого разбора, который он только что провёл его бросило в пот. На улице его немного остудило и взбодрило.
Он был доволен собой и немедленно курс взял на свой барак, чтобы рассказать о своей удачной разборке Мотылю.
Мотыль выслушал его рассказ и сказал, что этих пацанов Генерал или Рука обязательно спросят, как прошла разборка. И драку твою они не одобрят.
С Рукой Беде пришлось встретиться только через месяц. Он лечил в больнице свою язву. За чаем в мастерской Рука действительно начал выговаривать Беде о недопустимости драки со стороны третейского судьи:
– Ты не должен выступать в роли гладиатора, эти действия выполняются, теми, кому было нанесено оскорбление. А ты разумный уравнитель, а не баклан какой – то. Ты – это мы, а мы – это ты!
– Всё я понимаю, – объяснял Беда, – но тут случай особый. Я, по проводу Шишака, получил от них оскорбление, то есть они затронули мою честь. Послали меня в Херсон. А если судить по твоим словам, то выходит, они и вас послали. Здесь я сам должен был разобраться. И отоварил я их не за валенки, а за себя и за вас, – объяснил Беда.
– Тогда ты верно поступил. Это меняет дело. Я сам лажово разобрался в этой марцефали. Ты скажи, как тебе наш подарок? К ноге пришёлся?
– Спасибо, под портянку в самый раз, – поблагодарил