перестал улыбаться. Он тоже сел.
– Дмитрий, я искренне сочувствую тебе.
– Это ни к чему. Ей было пятьдесят восемь, она была больна, и ее смерть была лишь вопросом времени.
Равнодушие Воронцова к смерти своей жены слегка ошеломило Бормана. Минуту помолчав, он, наконец, спросил:
– Стало быть, ты не любил ее?
– Разумеется, нет.
– И женился на ней только ради титула и ее состояния?
– Именно, – ответил Дмитрий, взяв со стола стеклянную коробочку, в которой покоился орден в форме звезды. – Вижу, ты неплохо себя показал перед императором?
– Я работаю в Собственной Его Величества канцелярии, – сказал Борман, понимая, что его друг пытается поменять тему разговора. – Мой дядя немало похлопотал, чтобы устроить меня туда. Я без преувеличения могу отметить, что с моим появлением внутренняя политика императора претерпела значительные изменения в лучшую сторону.
– Не сомневаюсь, – кисло произнес Воронцов. – Но в стране по-прежнему самодержавие.
– Ты опять за свое… Я думал, что твои взгляды изменились за последние годы.
– Давай не будем трогать мои взгляды, Борман. Ты прекрасно знаешь мое отношение к царю и ко всему, что сейчас происходит в стране.
– Эта тема, которую можно обсуждать вечно, – улыбнулся Борман, наливая гостю вино, – лучше расскажи мне о своем путешествии по Европе. Ты ведь не сидел дома после смерти жены?
– Хм… ты неплохо осведомлен обо мне…
– У нас с тобой общий знакомый.
– Понфилов? Как я сразу не догадался… Доктор, похоже, знает всех в этом мире.
– Потому что он хорош в своем деле. Он, кстати, лечит Лизу от сердечного недуга.
– Понфилов не просто замечательный доктор. Он помог мне прийти в себя после… после того, что произошло в деревне.
Борман внимательно посмотрел на Дмитрия, не обращая внимания на то, что вино выливается через край его наклоненного бокала.
– Я ждал, когда ты заговоришь об этом. Ты должен знать, что… я никогда не считал и не буду считать тебя виновным в случившемся. Пусть те события останутся в прошлом.
Воронцов хотел что-то сказать, но не смог. Губы его дергались, глаза беспокойно бегали по комнате, избегая встречи со взглядом Бормана. Наконец, он вымолвил:
– Мой отец… Он…
– Умер в тот же день, – сказал Борман. – Отец Стаханова ударил его прикладом ружья насмерть. Твоя мать умерла два года назад.
Поймав взгляд Воронцова, Борман поразился, сколько горя было в нем. Дмитрий закрыл глаза, вздохнул и, когда снова открыл, они вновь были пустыми и равнодушными.
– А что же отец Стаханова?
– Его посадили. Говорят, он умер в тюрьме в том же году.
– А мой брат? Что стало с Александром?
– Он не знал покоя с тех пор, как ты бежал из деревни. Насколько я знаю, он искал тебя здесь, в столице, затем в Москве. До меня даже дошли слухи, что он пытался